110
паоло
вирно
грамматика
множества
третий
день
множество как субъективность
наоборот, в качестве не требующей доказательств, аподик-
тической предпосылки социальной практики не предоставля-
ет никакой единицы измерения для сравнения. Находясь в
том или ином контексте своего действия, циник распознает
первостепенную роль,
которую играют определенные эпи-
стемологические предпосылки и одновременное отсутствие
реальных
эквивалентностей, заранее подавляя надежду на
диалогическую, равную коммуникацию. В своей практиче-
ской деятельности он с самого начала отказывается как от
поисков основ интерсубъективности, так и от отстаивания
разделяемого всеми критерия моральной оценки. Капиту-
ляция
принципа эквивалентности, столь тесно связанного с
обменом товаров, проявляется в поведении циника в виде
его непримиримого отказа от апелляции к
равенству. До та-
кой степени, что он самоутверждается именно посредством
умножения (а также разжижения) иерархий и различий; ум-
ножения, которое влечет за собой неожиданно возникшая
центральная роль знания в производстве.
Оппортунизм и цинизм,
безусловно, «дурные чувства». Од-
нако правомочно предположить, что каждый конфликт и про-
тест множества будет исходить из такого способа существо-
вания (из ранее упомянутого «нейтрального ядра»), который,
на настоящий момент, проявляется в подобных отталкива-
ющих качествах. Нейтральное эмоциональное ядро совре-
менности состоит из противоположных явлений,
которые за-
ключаются в знании возможного именно как возможного и
в экстремальной близости к разделяемым всеми правилам,
выстраивающим различные контексты действия. Это знаком-
ство и эта близость, из которых проистекают оппортунизм и
цинизм, представляют собой неизменный отличительный при-
знак множества.
111
4.
]
Болтовня и любопытство
В конце я хотел бы остановиться на
двух известнейших, поль-
зующихся дурной славой феноменах повседневной жизни, ко-
торые Мартин Хайдеггер возвел в ранг философских тем. Пре-
жде всего это
болтовня, то, что зовется «языком без костей».
Независимая от содержания, которого она лишь время от вре-
мени касается, болтовня заразительна и склонна к разраста-
нию. Затем –
любопытство, то есть неутолимая жажда нового в
качестве нового.
Мне кажется, что здесь их можно представить
в виде еще двух «сказуемых», относящихся к грамматическо-
му подлежащему «множество». С условием, как мы увидим
дальше, что мы будем использовать слова Хайдеггера против
самого Хайдеггера. Говоря о «болтовне», я хотел бы высве-
тить очередную грань отношения множество / вербальный язык.
«Любопытство» же имеет дело с некоторыми эпистемологиче-
скими свойствами множества (само
собой разумеется, что мы
говорим о спонтанной, нерефлексивной эпистемологии).
Болтовня и любопытство проанализированы Хайдеггером
в «Бытии и времени» (§§ 35–36)
57
. Они были выделены им в
качестве типичных проявлений «неаутентичной жизни». Эта
последняя характеризуется конформистским сглаживанием
любого ощущения и любого понимания. В ней безраздельно
доминируют неопределенно-личные предложения: «говорят»,
«делают», «верят в одно или в другое».
По терминологии Си-
мондона на сцене доминирует доиндивидуальное, затрудняя
какую-либо индивидуацию. «Неопределенное лицо» – ано-
57
Русский перевод В.В. Бибихина передает «болтовню» (das Gerede) архаизи-
рующе-книжным словом «толки», что часто затрудняет
обращение к этому вари-
анту перевода в контексте современных ситуаций, о которых говорит Вирно.
Do'stlaringiz bilan baham: