Конфуцианство

Часть 1. Ко н ф у ц и й . Ж и зн ь и учение

111

эти юноши начнут с юношеским пафосом изучать вэнь — «письменное наследие», то между учащи­ мися и образованными неизменно возникнет новая идеологическая система отношений, которая, как все мы могли заметить на примере своей собственной страны, входит в неразрешимый конфликт с домо­ строем. Если судить Конфуция строго, то надо от­ метить, что в этом высказывании он слегка покри­ вил душой. «Учеба», благоговением перед которой дышат многие изречения «Лунь юя», в комменти­ руемом наставлении занимает скромное последнее место.

Второе значение, вложенное уже последующей ис­ торией в предписание юношам «в доме» и «вне дома», также заслуживает того, чтобы сказать о нем не­ сколько слов. Результаты минимизации конфликта идеологии «нового типа» с кровнородственным ко­ дексом привели к тому, что меньшинство, глубоко проникшее в учение великого луского мыслителя, создало в традиционном Китае совершенно новую общность — элиту, конфуциански образованных, политически связанных и эстетически развитых лю­ дей. Для большинства же населения сакрализованная конфуцианская письменная традиция превратилась

0. 
   могучее средство поддержания внутрисемейной дис­ циплины. Именно эту часть населения пугали анти-семейные и антигосударственные наклонности буд­ дизма, видевшего идеал человеческой жизни в мона­ шестве.
   

II

Предлагаемое ниже высказывание Конфуция пред­ ставляет, на наш взгляд, исключительный интерес для понимания специфических черт конфуцианского учения в его конкретно историческом аспекте, то
112 А. С. М а рт ы н о в. КОНФУЦИАНСТВО

есть учения как прямого продолжения духовной куль­ туры классической древности, предшествовавшей периоду «философского прорыва».

Цзы-гун спросил: «Как оценить человека, который, будучи беден, не начинает заискивать, а разбогатев, не становится заносчивым?* Учитель ответил: «Так вести себя можно. Но еще более похвально, когда (человек), будучи беден, пребывает в веселом расположении духа,

0. 
   будучи богат, любит надлежащие нормы поведения». Цзы-гун сказал: «Не на это ли намекают строки из
   

„Книги песен": „Режут и полируют, вырезают и шлифу-ют“?*

Учитель сказал: «Сы! С вами уже можно говорить о „Книге песен44. Когда я вам говорю о том, что ушло, вы уже знаете о том, что придет» («Лунь юй*, 1 — 15].

Не посягая на лавры Жоржа Кювье, восстанавли­ вавшего целый скелет по одной кости, можно смело сказать, что если бы от конфуцианства сохранилась лишь эта беседа Конфуция с Цзы-гуном, то любой историк китайской философии смог бы восстано­ вить учение совершенномудрого из княжества Лу в его довольно полном виде. Чтобы хоть в какой-то мере оправдать столь смелое заявление, постараем­ ся остановиться на нескольких затронутых здесь магистральных темах конфуцианской доктрины. Первенство в этом высказывании, как, впрочем, и в доктрине в целом, принадлежит главному конфуци­ анскому идеалу — «совершенному мужу». Задавая Конфуцию вопрос об оценке человека, Цзы-гун был движим не простым любопытством, а обдумыванием одной из важнейших тем: что является, а что не является в поведении конкретного человека при­ знаком его эволюции в сторону «совершенного му­ жа». Цзы-гун спрашивает о человеке, преодолевшем жесткую зависимость от материальных условий сво­