Часть 2. Конф уц ианство (О бщ ий
о ч е р к
)
321
и то обстоятельство, что одной из ведущих черт «со-
вершенномудрия* мыслителя из Ляньси сделал со
стояние покоя, определив тем самым одну из наиболее
характерных особенностей неоконфуцианства — пред
почтение фазы покоя как наиболее плодотворной для
соединения с космосом и достижения «совершенно-
мудрия*.
Отдавая должное стройности философского по
строения ляньсийского наставника, нельзя не заме
тить, что многие первостепенные для конфуцианства
проблемы оказались в нем как бы отодвинутыми на
второй план. Среди них, например, находился и весь
этический кодекс «совершенного мужа* во главе с
основой основ конфуцианской доктрины — катего
рией жэнь («гуманность*). Эту зияющую брешь по
пытался заполнить старший из братьев Чэн — Чэн
Хао.
Чэн Х ао получил прекрасное конфуцианское об
разование, вместе со своим братом учился философии
у Чж оу Дунь-и. Сдавал экзамены, служил, занимал
ряд важных должностей, был, например, чиновни
ком для особых поручений при наследнике престо
ла, занимался преподавательской работой. В поли
тике придерживался консервативной ориентации и
выступал против проводимых Ван Ань-ши реформ.
По всей видимости, уже при жизни приобрел боль
шой авторитет в интеллектуальных кругах конфу
цианской общественности и рассматривался, не без
некоторых оснований, как наследник Мэн-цзы. Во
всяком случае, в его официальной биографии в «Исто
рии династии Сун* сказано: «После того как умер
Мэн-цзы, наука совершенных мудрецов не переда
валась (от учителя к ученику?). Дао-путь не прак
тиковали, сотни поколений не знали совершенного
правления. Поскольку учение не передавалось, то в
322
А. С.
МАРТЫНОВ.
КОНФУЦИАНСТВО
течение более тысячи лет не было подлинных кон
фуцианских ученых... Господин (Чэн Хао) родился
тысячу четыреста лет спустя после смерти Мэн-
цзы. Он добыл непередававшуюся науку из остав
шихся классических текстов... и сделал так, что
Дао-путь совершенных мудрецов вновь заблистал в
нашем мире».
Как философ Чэн Хао, не без влияния своих учи
телей, был увлечен прежде всего идеей единства ми
ра. В этом отношении на него несомненно повлиял
Чж оу Дунь-и, а также космологи Ш ао Юн и Чжан
Цзай (1020— 1077), особенно наглядно изложивший
эту идею. Согласно Чжан Цзаю, мир един, поскольку
весь состоит из одной и той же материи, вернее —
материально-жизнетворной субстанции, ци. Но Чэн
Хао в поисках единства пошел несколько иным пу
тем. Оттолкнувшись от идеи «Книги перемен* о том,
что главным свойством Неба и Земли является их
способность к порождению всего сущего, философ
пришел к заключению, что порождающие функции
космоса свидетельствуют о присущем ему космиче
ском гуманизме. По всей вероятности, в данном слу
чае Чэн Хао понимал категорию жэнь как некую
предрасположенность к переходу бытия из латент
ного состояния в явленное, к его порождению и со
хранению, к его здоровому состоянию, понимаемо
му как нормальная циркуляция субстанции ци в
каждом отдельном предмете. Все это позволяет Чэн
Хао прийти к выводу о фундаментальной важности
категории жэнь: жэнь — это основа как в жизни
природы, так и в жизни человека. При такой поста
новке вопроса весь этический кодекс человека —
долг, нормы, мудрость и верность — может быть
интерпретирован как производный от жэнь.
Ч
а сть
2. К
о н ф у ц и а н с т в о
(О
б щ и й
о ч е р к
)
323
Идея единства мира важна для мыслителя не
только в онтологическом, но и в гносеологическом
плане. Чэн Хао категорически отрицает всякую воз
можность фундаментального раздвоения мира на внут
ренний и внешний, что приводит его к разработке
проблемы индивидуального сознания. Опираясь на
положение Мэн-цзы о заполненности индивидуаль
ного сознания «десятью тысячами» отдельных ве
щей, Чэн Хао настаивает на том, что эта заполнен
ность лучше всего ощущается, а единство с внеш
ним миром лучше всего достигается при спокойном
состоянии сознания, перекликаясь в этом со своим
учителем Чж оу Дунь-и. По мнению Чэн Хао, имен
но в этом состоянии в нашем сознании возникает
возможность цюн ли, цзинь син («постигать прин
ципы строения вещей и выявлять индивидуальную
природу*).
Переводя эту чрезвычайно важную для филосо
фии, в нашем ее понимании, проблему на общефило
софский язык, историк китайской философии Фэн
Ю-лань сформулировал ее следующим образом: «опре
деляются ли законы природы законами нашего со
знания или же нет». По мнению этого специалиста,
речь в данном случае идет не только о расхождении
между реализмом Платона и идеализмом Канта, но
и о главном вопросе метафизики как таковой. Так ли
это ощущалось братьями-философами или по-иному —
сказать трудно. Ясно только одно: оба старались на
стаивать прежде всего на единстве «действий общего
потока трансформаций всего сущего» и собственно
го сознания. Но старший брат, который, по всей
видимости, интересовался этой проблемой больше,
при более детальном подходе к ней неизменно об
наруживал, что общее положение Мэн-цзы о вме
стимости мира в индивидуальное сознание неотвра
324
А. С.
М артынов.
КОНФУЦИАНСТВО
тимо приводит к «господству сердца* (чжу синь)
над «тьмой вещей*. Главенство индивидуального со
знания становится особенно ясным у его учеников
и последователей, таких мыслителей, как Се Лян-
цзо (1050— 1103) и Ху Хун (1105— 1155). Послед
ний даже удостоился за это порицания от Чж у Си.
Иными словами, именно духовное наследие Чэн Хао
оказалось той базой, на основе которой сформиро
валось одно из двух важнейших направлений сун-
ской мысли — синь сюе («наука о сознании»).
Эта же идея главенства или господства «серд
ца* лежит и в основе того подхода к совершенно
мудрым, который предложил Чэн Хао. Согласно его
убеждениям, у совершенномудрых следовало брать
за образец не их конкретные действия, не их «следы*,
а состояние их сознания, что представлялось Чэн
Хао гораздо более плодотворным, поскольку отодви
гало копирование на второй план, заменяя его инди
видуальным постижением, и давало гораздо больший
простор индивидуальному размышлению. На этом
положении явно просматриваются следы как чань-
ской традиции, так и Чжоу Дунь-и. Именно школа
чань ввела в интеллектуальный обиход наследова
ние «от сердца к сердцу», наиболее ясно выражен
ное в притче о Шакьямуни, держащем цветок. В
школе чань смена патриархов интерпретировалась
именно как «передача сознания* (чуань синь).
Применительно к совершенным мудрецам постиже
ние их индивидуального сознания превращало их
личную мудрость в некое общедоступное «совершен-
номудрие*, а намек на то, что всякое индивидуаль
ное сознание в его оптимальном состоянии принци
пиально ничем не отличается от сознания мудре
цов, если оно, индивидуальное сознание, столь же
пусто и столь же спокойно, как у высших мудрецов.
Ч
а сть
2.
к о н ф у ц и а н с т в о
(О
б щ и й
о ч е р к
)
325
явно мобилизовывал всех занимающихся самосовер
шенствованием на штурм самых высоких интеллек
туальных вершин.
В отличие от своего старшего брата, который
дал толчок неофициальному и постоянно оппонирую
щему официальной точке зрения направлению, Чэн
И заложил основы того варианта сунского конфу
цианства, которому со временем, при династии Юань
(1271 — 1368), суждено было превратиться в госу
дарственную догму и оставаться в этом статусе до
конца императорского Китая. В китайской специ
альной литературе это направление известно как ли
сюе («наука о принципах») или как «школа Чэн—
Чжу*, поскольку завершающая разработка этой си
стемы взглядов выпала на долю Чжу Си. Н о то, что
основные положения этой философской системы
были впервые выдвинуты именно Чэн И, признает
ся всеми специалистами по китайской философии,
начиная с самого Чжу Си.
Интеллектуальная заслуга Чэн И состоит преж
де всего в том, что он сконцентрировал свою мысль
на индивидуализированном бытие, когда интеллект,
который обычно занят поисками того, что прячется
за пределами визуально данного эмпирического бы
тия, пресыщается размышлениями об общем и ис
ходном и соблазняется линнейевским пафосом де
ления эмпирики на роды и виды, не оставляя в сторо
не и вопросов более общего характера — а откуда,
собственно, это деление берется? Чжан Цзай, кото
рый, в известной мере, повлиял на обоих братьев,
отвечал на этот вопрос достаточно примитивно. С о
гласно Чжан Цзаю, всякий отдельный предмет яв
ляется, в сущности, не чем иным, как сгущением
материально-жизненной субстанции ци, рассеивание
этого сгустка означает конец индивидуального бы
326
А. С.
МАРТЫНОВ.
КОНФУЦИАНСТВО
тия. Для каждого, кто решил уделить внимание от
дельной вещи, объяснение Чжан Цзая было недоста
точным, поскольку оно исходило от системы взгля
дов, где главенствовала проблема всеобщего. Как мы
старались показать в разделе, посвященном периоду
Вэй-Цзинь, индивидуальным бытием занимались по-
слеханьские мыслители, которые стремились внести
в конфуцианство даосские идеи. Но их стремление
было направлено на обоснование свободы индиви
дуального бытия. Именно этим требованиям и отве
чала выдвинутая ими концепция собственной, неза
висимой природы отдельных вещей. Но откуда взя
лась эта независимость и каков ее характер —
оставалось неясным. Проблема, как отмечает Фэн
Ю-лань, заключается в том. чтобы найти объясне
ние чрезвычайно простому и в то же время чрезвы
чайно важному явлению: почему один сгусток ци
превратился в цветок, тогда как другой — в лист, и
почему это различие устойчиво. По мнению того же
Фэн Ю-ланя, при решении этой проблемы китай
ские мыслители очень близко подошли к философ
ской ситуации, которая в Древней Греции привела
к выделению двух важнейших аспектов бытия —
формы и материи. В Китае для проникновения в
причудливую диверсификацию «тьмы вещей* фило
софом Чэн И был выдвинут принцип ли, который и
стал квалификационным признаком этого направле
ния.
Надо сказать, что категория ли существовала в
философском обиходе задолго до Чэн И. М ож но
вспомнить о том, что в классических конфуциан
ских текстах, таких как «Ли цзи» («Записи ритуа
ла») и «И цзин» («Книга перемен») уже встречается
ли в качестве некоего признака внутренней приро
ды. Однако, по нашему мнению, в статусе философ
Ч
асть
2.
к о н ф у ц и а н с т в о
(О
б щ и й
о ч е р к
)
327
ской категории этот термин утвердил, пожалуй,
Мэн-цзы. Надо признаться, что у него он встреча
ется не часто, но философская наполненность тер
мина уже не подлежит сомнению. Приведем один
пример. В главе «Гао-цзы» [6А-7] Мэн-цзы пустился
в весьма интересные рассуждения о едином харак
тере наших органов чувств и о единстве результа
тов их действий: каждый видит, слышит и ощущает
вкус точно так же, как это делают другие. Далее фи
лософ задается вопросом: «Неужели же только на
ше сознание одиноко?» И сам же отвечает на него:
сознание каждого из нас действует по тем же прин
ципам, что и у всех остальных, — определяя эту
общность двумя терминами — ли и и («долг*, здесь,
может быть, «должное»), где ли имеет явное значе
ние некой внеэмпирической и закономерной общно
сти. Но надо признаться, что это рассуждение Мэн-
цзы имеет не ту направленность, что философия
Чэн И, поскольку, являясь, вне всяких сомнений,
обозначением некой устойчивой внеэмпирической
закономерности, оно в то жб время имеет непосред
ственную связь с актуальной для Мэн-цзы в данном
рассуждении проблемой общности (тун жань).
Другим примером употребления ли в совершенно
определенном философском смысле может служить
буддийский текст, в котором этот термин встреча
ется довольно часто. Наиболее наглядно содержание
этой категории обнаруживается в концепции «трех
тел будды». Согласно тем воззрениям, которые ут
вердились на этот счет в Махаяне, будда являлся
обладателем трех тел. Первое из них — нирмана-
кайа, или феноменальное тело, конкретное перево
площение будды в конкретном индивидууме; второе —
самбхогакайа, воплощение будды в качестве боже
ства; третье — дхармакайа, или «тело закона», пред
328
А. С.
МАРТЫНОВ.
КОНФУЦИАНСТВО
ставляющее собой одновременно и универсум в его
истинном виде, и деперсонифицированный абсолют.
Третье тело будды резко отличается от двух других
тем, что они относятся к феноменальному миру, то
гда как дхармакайа принадлежит сфере «закона», ко
торый в буддизме обозначается термином ф а («дхар
ма»), но в качестве синонима иногда употребляется
Do'stlaringiz bilan baham: |