Книга также выходила под названием «Сейчас самое время»

Тридцать девять
Зои шьет. Я понятия не имела, что она умеет шить. На ее коленях
разложена лимонно-желтая распашонка. Зои вдевает нитку в иголку,
оборачивает нитку вокруг смоченного слюной пальца и завязывает узелок.
Кто ее этому научил? Я не свожу с нее глаз, а Зои шьет, словно всегда этим
занималась. Собранные на затылке светлые волосы открывают нежный
изгиб шеи. Зои сосредоточенно закусила нижнюю губу.
– Живи, – прошу я. – Ты ведь будешь жить, правда?
Она быстро поднимает на меня глаза и слизывает с пальца яркую
капельку крови.
– Черт! – выдыхает Зои. – Не знала, что ты проснулась.
Я хихикаю.
– Ты цветешь.
– Я жирная! – Она привстает на стуле и в доказательство выпячивает
живот. – Я размером с медведя.
Как бы я хотела быть ребеночком в ее животе. Быть маленькой и
здоровой.
Памятка для Зои
Не рассказывай дочери, что планета гибнет. Показывай ей
только прекрасное. Береги ее, заботься о ней, несмотря на то
что твои родители не смогли позаботиться о тебе. И никогда не
связывайся с парнем, который тебя не любит.
– Как ты думаешь, когда родится ребенок, ты будешь скучать по своей
прежней жизни?
Зои бросает на меня серьезный взгляд:
– Оделась бы ты, а? Вредно целый день сидеть в пижаме.
Я откидываюсь на подушки и оглядываю углы комнаты. В детстве мне
всегда хотелось жить на потолке. Мне казалось, там чисто и пусто, как на
румяной корке пирога. Теперь же потолок напоминает мне простыню.
– Мне неловко, что я тебя подвела. Я не смогу сидеть с твоим
ребенком. Ничего не смогу.
Зои отвечает:

---

– На улице очень хорошо. Давай я попрошу твоего папу или Адама
отнести тебя в сад?
На лужайке дерутся птицы. Голубое небо окаймляют рваные облака.
Шезлонг теплый, будто часами стоял на солнце.
Зои читает журнал. Адам гладит мою ногу через носок.
– Ты только послушай, – говорит Зои. – Эту чушь выбрали лучшей
шуткой года.
Пункт четырнадцать, шутка.
– Мужчина приходит к доктору и говорит: «У меня в заднице застряла
клубника». «Прекрасно, – отвечает доктор, – у меня где-то были взбитые
сливки».
Я заливаюсь смехом. Я похожа на хохочущий скелет. Нас послушать –
Адама, Зои, меня – все равно что пытаться влезть в дом через окно. Не
знаешь, какого ждать подвоха.
Зои кладет мне на руки младенца:
– Ее зовут Лорен.
Она пухлая, липкая и пускает молочные слюнки. От нее приятно
пахнет. Она сучит ручками, хватая воздух. Крохотные пальчики с
полумесяцами ноготков цапают меня за нос.
– Привет, Лорен.
Я говорю ей, какая она большая и умная. Я болтаю всякие глупости,
которые, как мне кажется, нравится слышать младенцам. Лорен смотрит на
меня бездонными глазами и широко зевает. Я вижу ее розовый ротик.
– Ты ей нравишься, – замечает Зои. – Она тебя узнает.
Я прижимаю Лорен Тессу Уокер к своему плечу и глажу по спинке.
Слушаю ее сердечко. Оно бьется уверенно и точно. Девочка невероятно
теплая.
Под яблоней танцуют тени. Сквозь листву сочится солнце. Где-то
далеко жужжит газонокосилка. Зои по-прежнему читает журнал. Увидев,
что я проснулась, она бросает его на траву.
– Ты так долго спала, – говорит Зои.
– Мне приснилось, что Лорен уже родилась.
– Ну и как она, красивая?
– Еще бы.
Адам поднимает на меня взгляд и улыбается.
– Привет, – произносит он.

---

По дорожке идет папа. Он снимает нас на видеокамеру.
– Не надо, – прошу я, – это ужасно.
Он уносит камеру в дом, возвращается с картонной коробкой, ставит
ее у калитки и срезает увядшие листья.
– Пап, посиди с нами.
Но ему не сидится. Он снова уходит в дом, приносит миску винограда,
шоколадки и стаканы сока.
– Хотите сэндвич?
Зои качает головой:
– Спасибо, мне хватит шоколадок.
Мне нравится, как она морщит губы, посасывая конфеты.
Знаки, прогоняющие смерть.
Попросить лучшую подругу прочитать вслух самые интересные
выдержки из журнала – моду, сплетни. Предложить ей сесть поближе и
потрогать ее необъятный живот. А когда она соберется домой, глубоко
вдохнуть и признаться, что ты ее любишь. Потому что это правда. А когда
она наклонится и прошепчет тебе то же в ответ, крепко ее обнять, потому
что при обычных обстоятельствах вы бы никогда не сказали друг другу
этих слов.
Когда братишка вернется из школы, попросить его посидеть с тобой и
подробно рассказать, как прошел день: пусть опишет каждый урок, каждый
разговор, даже то, что ел на обед, пока ему не надоест и он не попросится
поиграть в парке с друзьями в футбол.
Попросить маму снять туфли и помассировать ей ступни, потому что
на новой работе в книжном магазине ей приходится целый день проводить
на ногах и быть вежливой с покупателями. Рассмеяться, когда она подарит
твоему папе книгу, потому что у нее на них скидка и она может позволить
себе быть щедрой.
Видеть, как папа целует ее в щеку. Как они улыбаются. И знать: что бы
ни случилось, они навсегда останутся твоими родителями.
Когда на лужайке растянутся длинные тени, слушать, как соседка
подрезает розы, мурлыча себе под нос какой-то старый мотивчик. А ты
лежишь со своим парнем под одеялом. Признаться, что гордишься им,
потому что он посадил все эти цветы и кусты, так что его мама теперь с
удовольствием возится в саду.
Любоваться луной. Она висит совсем низко и окружена розовым
ореолом. Твой парень рассказывает, что это оптический обман: луна
кажется большой из-за угла, под которым она повернута к земле.

---

Сравнить себя с луной.
А ночью, когда тебя отнесут наверх и окончится еще один день, не
отпустить своего парня спать на раскладушке. Признаться, что тебе
хочется, чтобы он тебя обнял, и не бояться, что ему этого не хочется,
потому что, если уж он обещал, значит, правда тебя любит, а остальное
неважно. Обхватить его ноги своими. Слушать его тихое дыхание во сне.
Услышав звук, похожий на хлопанье крыльев коршуна, на свист
медленно вращающихся лопастей ветряной мельницы, произнести: «Не
сейчас. Не сейчас».
Дышать. Просто дышать. Это так легко. Вдох. Выдох.

---

Сорок
Светает. Непроглядный мрак отступает. Во рту пересохло. От выпитых
на ночь таблеток в горле песок.
– Доброе утро, – произносит Адам.
У него эрекция, и он смущенно улыбается, словно извиняясь за это,
потом раздергивает занавески и смотрит в окно. Там клубятся мутно-
розовые утренние облака.
– Ты будешь жить здесь без меня много лет, – говорю я.
– Может, я приготовлю нам завтрак? – отвечает он.
Он приносит мне всякую всячину, будто дворецкий. Лимонное
мороженое на палочке. Грелку. Нарезанные ломтики апельсина на блюдце.
Еще одеяло. Кипятит в кастрюльке палочки корицы, потому что мне
хочется, чтобы пахло Рождеством.
Почему это случилось так быстро? Неужели это правда?
пожалуйста залезь в постель ляг на меня согрей своим теплом обними
меня и пусть это кончится
– Мама ставит перголы, – рассказывает Адам. – Сначала ей хотелось
выращивать травы, потом розы, теперь жимолость. Вернется твой папа и
посидит с тобой, а мне надо будет пойти ей помочь. Ладно?
– Конечно.
– Ты не хочешь снова посидеть в саду?
– Нет.
Нет сил пошевелиться. Солнце царапает мозг, и все болит.
этот маньяк велит всем выстроиться в поле и говорит я выберу одного
из вас одного-единственного из всех вас кто должен умереть и все
оглядываются думают едва ли это я здесь нас тысячи так что с точки зрения
статистики это маловероятно а маньяк расхаживает вдоль шеренги
оглядывает нас и дойдя до меня замедляет шаг улыбается потом указывает
на меня пальцем и говорит это ты какой ужас что это я так и знала что это
буду я почему бы и нет я так и знала
Кэл врывается в дом:
– Можно я пойду погулять?
Папа вздыхает:

---

– Куда?
– Просто погулять.
– А поточнее нельзя?
– Когда дойду, скажу, где это.
– Так не пойдет.
– А вот других отпускают гулять без всяких.
– Меня не интересуют другие.
Кэл злобно топает к двери. В волосах у него листья, под ногтями грязь.
У него есть силы, чтобы распахнуть дверь и захлопнуть за собой.
– Сволочи! – вопит он, сбегая по лестнице.