|
Тридцать семь
– Расскажи мне, как это будет.
Филиппа кивает, словно ждала этого вопроса. На ее лице появляется
странное выражение – профессионально-отстраненное. Мне кажется, она
начала дистанцироваться. А что ей еще остается? Ее работа – помогать
умирающим, и если она к каждому будет привязываться всей душой, то
сойдет с ума.
– Теперь тебе будет меньше хотеться есть. Вероятно, ты будешь много
спать. Едва ли ты станешь с кем-то подолгу общаться, но не исключено, что
в промежутках между сном ты найдешь в себе силы поболтать минут
десять. Быть может, тебе захочется спуститься в гостиную или подышать
свежим воздухом, если на улице тепло и папа вынесет тебя в сад. Но
большую часть времени ты будешь спать. Через несколько дней ты
начнешь иногда терять сознание и, хотя не всегда сможешь ответить, все
равно будешь слышать, что тебе говорят, и узнавать людей. В конце концов
Тесс, ты просто заснешь.
– Мне будет больно?
– Думаю, боль всегда можно будет облегчить.
– В больнице это не удавалось. По крайней мере, сперва.
– Да, – соглашается Филиппа. – Сперва они никак не могли подобрать
лекарство. Но я принесла тебе морфина сульфат – он снимает боль. На
всякий случай еще есть ораморф – он посильнее. Едва ли ты будешь
мучиться от боли.
– Как вы думаете, мне будет страшно?
– На этот вопрос нет однозначного ответа. – Поняв по моему лицу, что
говорит какую-то чушь, Филиппа исправляется: – Я думаю, Тесс, тебе
ужасно не повезло, и на твоем месте я бы боялась. Но я уверена: что бы ты
ни чувствовала в эти последние дни, все будет так, как и должно быть.
– Ненавижу, когда вы говорите «дни».
Она хмурится:
– Я знаю. Прости.
Филиппа рассказывает мне про обезболивание, показывает пакетики и
пузырьки. Она говорит мягко, ее слова накатываются точно волны, и я
ничего не запоминаю. Такое ощущение, что все стремится к нулю и вся моя
жизнь была лишь предвестием этой минуты. Я родилась и росла лишь
затем, чтобы узнать эти подробности и получить из рук этой женщины
лекарство.
– Тесса, у тебя есть вопросы?
Я перебираю в уме все, о чем бы нужно спросить. Но в голове
замешательство и пустота, словно Филиппа пришла на вокзал, чтобы
проводить меня, и мы обе ждем не дождемся, когда же придет поезд, чтобы
не поддерживать неловкую беседу.
Пора.
Стоит яркое апрельское утро. Без меня жизнь пойдет своим чередом. У
меня нет выхода. Меня пожирает рак. Он изрешетил мое тело. И ничего
нельзя сделать.
– Я пойду вниз поговорить с твоим отцом, – предупреждает
Филиппа, – и постараюсь в ближайшее время тебя навестить.
– Незачем.
– Я знаю, но все равно приду.
Толстая, добрая Филиппа, которая помогает всем умирающим от
Лондона до южного побережья. Она наклоняется и обнимает меня. Она
теплая, потная и пахнет лавандой.
После ее ухода мне снится, будто я вхожу в гостиную и вижу, что там
собралась вся семья. Папа издает какие-то странные звуки, которых я
никогда раньше не слышала.
– Почему ты плачешь? – спрашиваю я. – Что случилось?
Мама с Кэлом сидят рядышком на диване. Кэл в костюме с галстуком,
словно маленький бильярдист.
Тут меня осеняет: я умерла.
– Я здесь, прямо тут! – кричу я, но они меня не слышат.
Однажды я видела фильм о том, что умершие не уходят в мир иной, но
безмолвно живут среди нас. Мне хочется рассказать об этом родителям. Я
пытаюсь сбросить со стола карандаш, но моя рука проходит сквозь него. И
сквозь диван. Я выхожу сквозь стену и снова возвращаюсь в комнату. Я
перебираю пальцами у папы в голове, и он ежится, недоумевая, почему по
спине пробежал холодок.
Тут я просыпаюсь.
Папа сидит на стуле у кровати. Он берет меня за руку:
– Как ты себя чувствуешь?
Я задумываюсь, прислушиваясь к себе.
– Ничего не болит.
– Вот и хорошо.
– Немного устала.
Он кивает:
– Хочешь есть?
Я бы и рада. Для него. Мне хочется попросить риса с креветками,
пудинг из патоки, но это будет вранье.
– Что я могу для тебя сделать? Чего тебе хочется?
Увидеть
ребенка
Зои.
Закончить
школу.
Стать
взрослой.
Путешествовать по миру.
– Чашку чаю.
Папа улыбается:
– А еще? Может, печенья?
– Бумагу и ручку.
Он помогает мне сесть. Подтыкает под спину подушку, включает
лампочку у кровати и достает с полки блокнот и ручку. Потом идет на
кухню поставить чайник.
Пункт одиннадцать. Чашка чаю.
Пункт двенадцать…
Do'stlaringiz bilan baham: |
