Исай Калашников Жестокий век Гонители

Глава 13 

---

Из-за глинобитных стен императорских садов под ноги сыпались 
листья. 
Ветер разносил их по углам и закоулкам, сваливал в канаву с 
мутной водой. 
По скрипучему мостику Хо перешел канаву, свернул в переулок. 
Ему не хотелось пересекать дворцовую площадь. Там, случалось, 
выставляли на обозрение главарей мятежников, заживо прибитых 
железными гвоздями к деревянному ослу – широкой плахе на 
четырех растопыренных ногах. Не было, наверно, смерти более 
мучительной… Хо боялся когда-нибудь увидеть на деревянном 
осле Бао Си. Бывая в городе, Бао Си все более ожесточенно ругал 
правителей, сановников, чиновников, тайком закупал мечи и 
наконечники копий… 
Переулок был пуст, и Хо пошел медленнее. Его тяготили думы о 
близких сердцу людях, о превратной, непонятой жизни. Из степей 
прибыл Кучулук. То, что он рассказывал высоким сановникам, 
ввергло их в беспокойные размышления, а самого Хо – в тоску. 
Князь Юнь-цзы, Хушаху, военачальник Гао Цзы вели 
нескончаемые споры. Сначала Хо не вникал, почему, из-за чего они 
не могут прийти к согласию, да и разговоры слышал урывками, и 
не до них ему было первое время. Весть о том, что Тэмуджин 

---

погубил хана кэрэитов, каленой стрелой ударила в сердце. Как же 
так? Тогорил был другом Есугей-багатура, названым отцом самого 
Тэмуджина. Подумал было, что найманы, замыслив что то худое, 
оклеветали Тэмуджина. Однако свел в одно обрывки тайно 
подслушанных разговоров Кучулука с соплеменниками, 
удостоверился все правда. 
Хоахчин долго охала «Ой-е, как плохо! Рябой хан был добрым 
человеком…» А Хо почему-то было стыдно смотреть в глаза своей 
сестре. Но вскоре уже иная тревога сжала сердце решалась: судьба 
самого Тэмуджина. 
Князь Юнь-цзы еще при встрече в татарских кочевьях за что-то 
невзлюбил Тэмуджина, упоминание о нем всегда вызывало на 
ухоженном, с чистой, шелковистой кожей лице князя высокомерно-
презрительную усмешку. А тут он был уже просто обозлен, без 
конца твердил о его провинностях: «Презрел титул джаутхури, 
жалованный ему, нигде, никогда этим титулом не именовался, 
выказывая варварское пренебрежение к высокой милости сына 
неба – он, недостойный быть и пылинкой на его одежде! Без 
нашего позволения, своей преступной волей, возвел себя в ханы. 
Теперь захватил владения Тогорила. А Тогорил носил дарованное 
ему звание вана, что было признанием над собой верховной власти 
нашего императора. Нападение на вана не есть ли нападение на 
наше государство? Не есть ли дерзостный мятеж? А как должно 

---

поступить с мятежником? Схватить и пригвоздить к деревянному 
ослу!» Хушаху сумрачно усмехался: «Согласен я с вами, светлый 
князь, но Тэмуджина надо еще схватить…» Гао Цзы был целиком 
на стороне Юнь-цзы. «Дайте мне тысячу воинов – всего тысячу, – и 
вместе с онгутами и найманами я рассыплю ханство Тэмуджина, 
как горсть золы, а самого хана привезу сюда». – «А что будет 
потом? – Хушаху хмурил широкие сросшиеся брови. – Ты привел 
Тэмуджина, мы его казнили – хорошо. Но можешь ли сказать, Гао 
Цзы, что будет после того, как ты с тысячью воинов оставишь 
степи?» – «А что там может быть? Слушая тебя, можно подумать: 
ты боишься этих варваров, для которых главное в жизни – набить 
желудок мясом». – «Гао Цзы, тот, на кого небесным владыкой 
возложена забота о пользе государства и безопасности его 
пределов, должен смотреть вперед. Гордясь своей силой, мы делаем 
ошибку за ошибкой». При этих словах Юнь-цзы недовольно 
засопел: «Какие ошибки ты увидел, Хушаху?» Взгляд князя стал 
острым, колким – два острия копья. 
Хушаху не испугался этого взгляда. «Оглянитесь. Давно ли в степи 
были владения татар, тайчиутов и других племен. Где они? Татар 
мы сами помогли сломить. Другие племена были сломлены уже без 
нас и без нашего дозволения. 
Оставалось три ханства. Теперь остается два. Захватим Тэмуджина, 
и найманы станут единственными владетелями степи. И если Таян-

---

хан сделает что-то такое, что будет нам не по вкусу, сможешь ли 
ты, Гао Цзы, пойти в кочевья с тысячью воинов и привести его 
сюда? Не сможешь. Ни с тысячью, ни с десятью тысячами. А 
больше воинов никто тебе не даст, их не хватает для усмирения 
мятежников внутри страны». – «Чего же ты хочешь?» – спросил 
Юнь-цзы чуть спокойнее. «В степи должно быть несколько 
владетелей – вот чего я хочу. Пусть найманы воюют с 
Тэмуджином. В этой войне ослабнут оба ханства. Тогда мы на 
место вана Тогорила посадим его брата Эрхэ-Хара. Он будет 
врагом Тэмуджина. Он друг Буюрука, значит, будет врагом и Таян-
хану». 
Они долго судили-рядили, но ни о чем договориться не могли. 
Иногда спор, особенно если Юнь-цзы и Хушаху оставались вдвоем, 
перерастал в ссору. Князь кричал, размахивал руками, и 
широченные рукава халата, шитые золотом, взлетали, как крылья 
птицы. А Хушаху оставался немногословным, холодно-вежливым. 
О присутствии Хо они нередко совсем забывали. Да и что был для 
них Хо! А он ловил каждое слово… 
В этом споре верх взял Хушаху. Может быть, он побывал у самого 
императора, может быть, через других сановников сумел уломать 
Юнь-цзы. Они пришли к такому согласию: пусть Алакуш-дигит 
Хури во все глаза смотрит за ханами и в случае войны пообещает 
помощь более слабому из двух, скорей всего – Тэмуджину. А с 

---

Кучулуком они были обходительны, как с любимым 
родственником, отбывающим в далекие края. Одарили его и 
дорогим оружием, и тонким фарфором, и цветными шелками… 
Смеркалось, когда Хо подошел к своему дому. На дорожке сада, 
как и на улице, под ногами шуршали листья, тихо постанывали под 
ветром оголенные деревья. Из решетчатых окон дома, затянутых 
бумагой, пробивался желтый свет. И тепло, радостно стало Хо от 
этого света. Родной дом… – Тут все просто и понятно. Тут его ждут 
все: ласковая Цуй, заботливая Хоахчин, старый ворчун Ли Цзян и 
не по годам серьезный сын Сяо-пан… нет, Сяо-пан – это его 
детское имя. Мальчик рос пухлым, здоровеньким, и Ли Цзян по 
праву старшего выбрал ему имя Сяо-пан – толстячок. С малых лет 
он учил его писать и читать иероглифы, постигать мысли мудрых и 
древние истины, дивился его памяти, его способностям, и, когда 
пришло время давать сыну взрослое имя, Ли Цзян не без надежды 
назвал его Юань-ин – Далеко Летающий Сокол. Теперь старик 
готовил внука к сдаче испытаний на ученую степень сюцая. Потом 
Юань-ин должен получить степень цзюйжэнь, а там – 
цзиньши…[12] 
Вот как далеко шел в своих замыслах Ли Цзян. Начав заниматься с 
внуком, он позабыл о «государственной» службе, и Хо уже не 
носил ему связки монет, будто бы посланные Хушаху. Жилось Хо 
трудновато, денег часто не хватало, и тогда Хоахчин и Цуй 

---

приходилось заниматься рукоделием. Но иной жизни он и не 
желал. Она могла быть еще лучше, если бы позволили снова делать 
горшки и плошки…