Исай Калашников Жестокий век Гонители

Глава 2 
Приближение песчаной бури в пустыне Каракумов предугадать не 
трудно. 
Сначала вскудрявятся вершины барханов, вкрадчиво зашелестит 
песок под копытами коня, промчится мутное облако желтой пыли, 
за ним второе, третье… Предугадать можно, но остановить – нет. 
Сначала шелестел шепоток, расползаясь по улицам городов, по 
селениям. 

---

Хан идет… приближается. Нет силы, которая могла бы остановить 
его. Горе нам, правоверные! Потом с края державы, сопредельного 
с владениями хана, побежали все, кто мог. Пылили скрипучие арбы, 
за ними на конях, на верблюдах, на ослах, а часто и пешком 
двигались люди. Кричали и плакали измученные дети, пугливо 
оглядывались женщины, темны были от грязного пота лица 
мужчин. Беглецы не задерживались в Самарканде, шли дальше – в 
Гургандж, в Термез, в Балх и Газну. Звери загодя уходят от степных 
пожаров, птицы улетают от внезапных холодов, люди бегут от 
войны… Шах измучился от тревожных дум. Неужели проклятый 
хан приведет своих разбойников под стены Самарканда? Неужели 
люди, как звери и птицы, предчувствуют беду? 
Шах созвал всех эмиров на большой совет. Перед тем для своего 
успокоения и для того, чтобы поубавить страхи подданных, сделал 
смотр войску. В чекмене из золотисто-зеленого румийского 
аксамита с жемчужным шитьем поднялся он в башню ворот 
Намазгах, сел на ковер перед узкой прорезью бойницы, посмотрел 
вниз, отодвинулся немного в сторону, чтобы не достала случайная 
стрела, беспокойно оглянулся. За спиной стояли Джалал ад-Дин, 
Тимур-Мелик, туркмены-телохранители. На этих людей он мог 
надеяться. Под башней был ров, заполненный вонючей, 
заплесневелой водой. 

---

Через ров перекинулся горбатый бревенчатый мост, за ним 
стлалось молитвенное поле с вытоптанной травой. Поле окружали 
сады. За деревьями пропели трубы, ударили барабаны, и в лад им 
застучали копыта коней. 
Всадники, по шесть в ряд, рысью пересекали поле, перемахивали 
через мост и исчезали в воротах башни. Первыми шли туркмены в 
косматых бараньих шапках и узких чапанах. Лоснились на солнце 
крупы поджарых, несравненных по резвости коней. За ними – 
кыпчаки. У них лошади степные, ростом пониже, не так резвы и 
легки, но выносливы. И сами кыпчаки плотнее рослых, 
подбористых туркменов. Но те и другие – воины. Никто не устоит 
перед ними. 
Сокрушат, опрокинут, раздавят любого врага. А вот идут 
смуглолицые гурцы. 
В строю держатся слишком вольно. Непочтительны к нему. Всего 
три года назад у них был свой султан, они наводили страх на 
соседей, теперь – его воины, он принудил их стать под свою руку. 
Им это не по нраву… 

---

Грохотали бревна под копытами, развевался зеленый шелк знамен 
знамен воителя за веру, – проплывали бунчуки хаджибов, 
взблескивало оружие, бумкали большие барабаны, сыпали частую 
дробь малые. Отлегло у шаха от сердца, он повеселел, высунул в 
бойницу руку, помахал воинам. Они ответили ему разноголосыми 
криками. 
Вдруг утих бой барабанов, опустело поле, пропела и смолкла труба. 
В полной тишине к воротам двинулись боевые слоны. Двадцать 
тяжелых, медлительных животных, опустив хоботы, лениво 
переставляя морщинистые ноги-столбы, шагали один за другим. 
Позванивала медь чеканных украшений, на спинах, в узких башнях, 
горделиво восседали погонщики-индусы. В шествии слонов было 
величие, несокрушимость, неодолимость… Они – лицо его 
державы, знак его могущества. 
За слонами на поле вступили пешие воины, набранные из персов-
земледельцев. Эти, как гурцы, держались очень уж вольно. В 
полосатых халатах, опоясанных скрученными кушаками, положив 
копья на плечи, будто кетмени, они валили, переговариваясь, – как 
в поле, ковыряться в земле. Эти тоже не любят его. Вечно стонут: 
велики налоги. А как без налогов содержать воинов? 
Кто-то склонился перед ним, подал свиток, тихо сказал: 

---

– 
Мунхи перехватили, величайший. 
Он развернул свиток, торопливым взглядом скользнул по 
страничкам, возвратился к началу и стал читать слово за словом. 
Задрожали руки, зазвенело в висках. Его эмиры, блудливые собаки, 
сносились с ханом. 
Сначала они хотели его убить, теперь готовятся предать врагу. О 
прибежище порока, о двоедушные! Если бы знать, кто это написал, 
кто готовит черную измену, – задушил бы своими руками. Но 
подписи под письмом не было. 
– 
Где человек, который вез это письмо? – спросил он и не узнал 
своего голоса. 
– 
Он был убит, величайший. 
Шах разорвал письмо в мелкие клочья, бросил в бойницу. 
Бумажные хлопья полетели на головы воинов. Недавняя радость 
померкла. Глупая была радость. Войско в руках эмиров, а они – 

---

предатели. И чем лучше, сильнее будет войско, тем хуже для него, 
хорезмшаха Мухаммеда. 
Он не стал ждать, когда пройдут все воины. Сбежал по ступенькам 
вниз, вскочил на коня, поехал во дворец. По обеим сторонам улицы 
к стенам жались горожане, молча смотрели на войско, молча 
провожали его взглядами. 
В приемном покое он вглядывался в лица эмиров – кто из них 
замыслил предать его? Кыпчаки? Гурцы? Персы? Могли и те и 
другие, и третьи. Даже его туркмены. Нет веры никому! Все они 
друг друга стоят. Все! О аллах всемогущий, помоги верному рабу 
твоему погасить огонь коварства, дай сил одолеть врагов 
державы… 
– 
Эмиры, на нас идет враг. Враг могучий и жестокий. Но мы 
сокрушим могущество неверного, поставим его на колени! Чем 
сильнее враг, тем громче слава победителей. 
Он почувствовал, что говорит совсем не то, что нужны какие-то 
другие слова. Но он не знал этих слов. И замолчал, собираясь с 
мыслями. Кто-то негромко проговорил: 

---

– 
У нас была слава. Растеряли, когда ходили на халифа. 
Он наклонился вперед, готовый вскочить, позвать палача, 
приказать ему тут же, при всех, отрезать поганый язык. Эмиры 
смотрели на него без страха, словно чего-то ждали. Может быть, 
как раз того, что он сорвется: будет причина открыто выказать свое 
неповиновение. На него разом налегла безмерная усталость. 
Аксамитовый чекмень теснил грудь, воротник врезался в шею. 
– 
Наша слава и благословение аллаха – с нами! – Он хотел 
крикнуть, но крика не вышло, голос осел. – Я собрал вас для того, 
чтобы узнать, как вы думаете встречать врага. 
– 
Величайший, у нас много воинов, – сказал Тимур-Мелик. – Нам 
надо идти навстречу хану. Перехватив в дороге его войско, 
утомленное походом, мы принудим хана сражаться там, где нам 
выгодно. И мы разобьем его! 
«Легко сказать – разобьем, – подумал шах. – А если нет? Куда 
бежать? 
В Гургандж, к матери?.. Там сразу же отрешат от власти или убьют. 
Но скорей всего и бежать не придется. Во время битвы сунут копье 

---

в спину – и все… Однако то, что думает Тимур-Мелик, верно. 
Самое лучшее перехватить хана в пути, навалиться всеми 
силами…» 
Брат матери, эмир Амин-Мелик, храбрый, но славолюбивый воин, 
одобрил слова Тимур-Мелика. 
– 
Нам будет стыдно, если кони неверных кочевников станут 
вытаптывать наши поля. Надо идти навстречу хану. Надо 
перехватить его в степи, где можно развернуть сотни тысяч наших 
воинов. 
Шах насторожился. Что выгодно брату матери, то вредно ему, шаху 
Мухаммеду. 
С Амин-Меликом не согласился другой родственник матери, эмир 
Хумар-тегин. У него было круглое лицо, заплывшие глазки, под 
маленьким носом торчали в стороны два клочка волос – усы, 
третий прилепился к нижней губе – борода. Не мужчина и воин – 
жирный, ленивый евнух. А спесив, заносчив, родством с матерью 
кичится больше других. 

---

– 
Зачем куда-то идти? Все войско надо собрать тут. И как подойдет 
хан, загоним его воинов в пески, перебьем, будто джейранов. 
Величайший, пусть все твои эмиры ведут воинов сюда! 
У Хумар-тегина своего ума было меньше, чем у курицы. И он редко 
высовывался вот так, вперед. Обычно сидел, слушал всех, ловя 
каждое слово оттопыренными ушами. Когда видел, куда дело 
клонится, повторял чужие мысли с таким видом, будто на него 
снизошло божье откровение. А тут вылез. Чьи же слова он 
повторяет сейчас, кому сильно хочется собрать все войско вместе? 
Может быть, тем предателям, которые писали хану письмо? А не с 
ними ли и Тимур-Мелик? Чем он лучше других?.. 
И шах больше не слушал эмиров. Он уже знал, как надо поступить, 
чтобы обезопасить самого себя. Войска надо распределить по 
городам. Наиболее подозрительных эмиров отправить подальше. 
Им будет трудно сноситься друг с другом. Кто и вздумает предать – 
сдаст один город. Сам он уедет отсюда и будет недосягаем для 
предателей и изменников. А после войны аллах поможет ему 
сыскать злоумышленников и по одному отправить на тот свет. 
Эта спасительная мысль взбодрила его. 

---

– 
Эмиры, храбрые в битве и мудрые на ковре совета, я благодарю 
вас за готовность броситься на неверного. Я не сомневаюсь, что с 
такими воителями, как вы, одолею любого врага. Но сражение в 
поле стоит крови. Мы запремся в городах. О неприступные стены 
наших твердынь степной хищник обломает зубы. Я настолько 
уверен в вашей способности отразить врага, что сам удаляюсь в 
Балх. Там буду собирать войско. И как только у хищника выпадут 
зубы и он, поджав хвост, побежит в свое логово, со свежими 
силами мы двинемся за ним. Мы пройдем его владения и вступим в 
земли Китая! Вас ждет слава, эмиры! – Он говорил бодро, может 
быть, чуть бодрее, чем нужно. 
В тот же день он разослал эмиров по городам своих владений. 
Амин-Мелика отправил в далекую Газну, Тимур-Мелика послал 
наибом в Ходжент, в Отрар, на помощь Гайир-хану, – Караджи-
хана, дурака Хумар-тегина – в Гургандж, пусть подает советы 
драгоценной матери… 
Вечером к нему пришел Джалал ад-Дин, стал просить: