Исай Калашников Жестокий век Гонители

Глава 7 
За городской стеной Хотана на просторной равнине шло 
торжественное пятничное богослужение. Правоверные молились, 
обратив благочестивые лица в ту сторону, где за горами, реками, 
пустынями была священная родина пророка – благословенная 
Мекка. Над правоверными возвышался деревянный мимбар,[39] на 
нем стоял Алай ад-Дин. 

---

Кучулук осадил коня перед мимбаром. Пыль из-под копыт серым 
облаком покатилась на правоверных. За спиной Кучулука сопели 
кони его воинов. 
Имам, лизнув палец, перевернул страницу Корана, метнул на 
Кучулука и его воинов настороженно-враждебный взгляд. 
Уничтожением посевов вокруг Хотана и Кашгара Кучулук 
принудил мусульман к покорности. Но они тайно и явно уповали на 
хорезмшаха Мухаммеда… Несколько дней назад Кучулук 
потребовал от Алай ад-Дина включить в хутбу свое имя. Старый 
гурхан вознесся в райские сады, слушать песнопение ангелов, и 
теперь Кучулук был единственным правителем остатков его 
владения, наследником его титула. 
Имам отложил Коран, поднял к лицу сухие руки. 
– 
О боже! – Слово вырвалось, как вздох. – Сделай вечными основы 
царства и веры, подними знамена ислама и укрепи столпы 
неоспоримого шариата, сохраняя державную власть великого, 
справедливого, великодушного владыки народов, господина 
султанов, распространителя устоев спокойствия и безопасности, 
дарителя благодеяний – того кто дает помощь рабам, больным, 
того, кому дана помощь от неба, кому дана победа над врагами, кто 
поддерживает правду, земной мир и веру – халифа Насира, – да 

---

сделает аллах, которому слава, вечным его царство в халифате над 
землей и да увеличит его доброту и благодеяния. 
К концу чтения хутбы голос имама набрал силу, он раскатывался 
над правоверными не смиренной просьбой, а грозным 
предостережением. 
– 
Я не слышал своего имени, – сказал Кучулук. – Может быть, ты 
произнес его слишком тихо? 
– 
Твоего имени я не произносил. 
– 
Почему, достойный? 
– 
Законным государем и правителем может быть только тот, чью 
власть освятил своим соизволением наместник пророка – халиф. 
Имам говорил с ним как с учеником медресе, ровным голосом, но 
из глаз не уходила враждебная настороженность. 

---

– 
Ваш халиф далеко. Ты, имам, узаконишь мою власть над 
правоверными. 
– 
Я этого не сделаю. 
– 
Найду другого имама. 
– 
Другой тоже не сделает. Это право принадлежит халифу. Никому 
более. 
– 
Тогда ты поедешь в Багдад и возвратишься с соизволением 
халифа. 
– 
Я не поеду в Багдад. И халиф не даст тебе своего соизволения. 
– 
Зачем, достойный, упрямишься? Ты видишь, я терпелив. И ты 
знаешь: я настойчив. 
– 
Мы напрасно тратим время. Правоверными не может править 
неверный. 

---

Ты надел на нас ярмо покорности, но наши души тебе не облачить в 
одежды лицемерия. 
– 
Я хорошо понял тебя, имам. Правоверные не могут быть 
подданными неверного. Тогда мне остается одно: обратить 
подданных в свою веру или веру моей жены, дочери гурхана. 
– 
Твоя вера и вера твоей жены есть заблуждение ума 
человеческого. 
– 
Ты лжешь, имам! – Кучулук привстал на стременах. – Эй, вы, 
поклонники пророка Мухаммеда! Слушайте меня, вашего 
правителя и повелителя. Я утверждаю: ваша вера – обман. За сотни 
лет до вашего Мухаммеда бог послал на землю Христа. Разве не 
так? Разве об этом не сказано в чтимой вами книге? Подтверди, 
имам, если ты честный человек. 
Имам молчал, прижимая к груди Коран с потрепанными, побитыми 
углами. 
– 
Молчишь? Да и что ты можешь сказать! Бог один, и ему не для 
чего отправлять людям одного за другим своих посланцев. Ваш 
Мухаммед сам себя возвел в пророки. Я спрашиваю вас: если ваш 

---

пророк обманщик – кто вы, его последователи? Вы не правоверные, 
вы легковерные. Пусть любой из вас подойдет и докажет мне, что я 
говорю неправду. 
Мусульмане смотрели на Кучулука с гневом и страхом. Нижняя 
челюсть у имама отвисла, в сивой бороде темнел провал рта. 
Такого богохульства он, неверное, в жизни не слышал. 
– 
Сказано: люди – или ученые, или ученики, остальные – невежды 
и варвары. Да простит тебе аллах твое неведение. 
– 
Вы не хотите спорить? Тем хуже для вас. Вашу лживую веру я 
запрещаю. Отныне никто не посмеет напяливать на голову чалму, 
возносить молитвы по Корану. Молитесь, как молятся почитающие 
Будду или Христа. 
Замеченный в нарушении моего повеления будет наказан: в дом 
поселю воинов – кормите и одевайте. 
Крики возмущения заглушили его слова. Кучулук выхватил из рук 
имама Коран, разорвал его, бросил на землю. 

---

– 
Будь ты проклят! Пусть прах засыплет твой поганый язык! – 
крикнул имам. 
Воины накинулись на толпу. Засвистели плети. Кони сбивали и 
топтали людей. 
Разогнав верующих, Кучулук велел распять имама на дверях 
медресе. 
Крутость устрашила мусульман, но не прибавила, скорее убавила 
число сторонников Кучулука. И когда к его владениям подошел 
Джэбэ с двадцатью тысячами воинов, мусульмане не подумали 
защищать свои города и селения, хуже того – они начали нападать 
на воинов Кучулука. О сражении с монголами нечего было и 
думать. Он отступал, и его войско таяло, как снег под жарким 
солнцем. С ним остались только найманы, но их было слишком 
мало… 
…Усталые кони медленно поднимались в гору. На безоблачном 
небе гасли звезды, разгоралась яркая, кроваво-красная заря. Рядом с 
Кучулуком дремала в седле Тафгач-хатун. Ее маленькие руки 
вцепились в переднюю луку седла, голова клонилась на грудь. 
Кучулук потряс ее за плечо. 

---

– 
Упадешь. 
Она встряхнулась, потерла ладонью припухшие глаза, виновато 
улыбнулась. 
– 
Не могу больше. 
– 
Сейчас остановимся. Наши кони устали больше, чем мы. – Он 
оглянулся. Воины тащились за ним без всякого порядка, многие 
дремали. Нам, кажется, не уйти. 
Тафгач-хатун испуганно глянула на него. 
– 
Настигнут? 
– 
Да. Скорей всего – сегодня. 
– 
Может быть, нам покориться? 

---

– 
Покориться? – Кучулук горько усмехнулся. – Этим мы не спасем 
ничего. Даже свою жизнь. Я всегда знал, что монголы придут за 
моей головой. На месте Чингисхана я сделал бы то же самое. Когда 
меня убьют, хорезмшах порадуется. А ему плакать надо. 
– 
Тебя… убьют? – Тафгач-хатун, кажется, только сейчас поняла до 
конца грозящую им опасность. – А как же я? 
– 
Не думаю, что они убивают и женщин. 
Они въехали в узкую, сжатую с обеих сторон крутыми горами 
долину. По дну ее бежал шумный ручеек. Красные блики зари 
плясали на стремнине. Кони тянулись к воде. Кучулук спешился, 
помог сойти с седла Тафгач-хатун. 
– 
Отдыхай. – Он разостлал на берегу ручья чепраки. – Есть хочешь? 
Она покачала головой. 
Воины, отпустив коней пастись, молчаливые, угрюмые, валились 
на землю. Вершины гор осветило солнце. На косогоре, заросшем 

---

терновником, перекликались птицы. Кучулук хотел было послать 
на косогор караульных, но передумал. 
– 
Ты спи, хатун, спи, а я поднимусь вон туда. Мне все равно не 
уснуть. 
– 
Я пойду с тобой. 
Косогор был крут. Ноги скользили по траве. Пока поднимались, 
Тафгач-хатун несколько раз упала, до крови поцарапала правую 
руку. Солнце быстро поднималось, горы были залиты теплым 
светом, снизу к вершинам ползли клочья тумана, далеко внизу 
поблескивала кривая сабля реки. 
Тафгач-хатун сидела, уткнув подбородок в колени, смотрела на 
горы, на полоску реки повлажневшими глазами. 
– 
Неужели мы должны умереть? Я не хочу, Кучулук! 
– 
Я сказал: ты не умрешь. 

---

– 
Но я не хочу жить без тебя, Кучулук. Что жизнь, если не будет 
тебя! 
– 
Лучше не думай об этом. 
– 
Знаешь что… Если придет час смерти, убей меня сам. Слышишь? 
Не смотри на меня так, господин мой! Убей, и я буду счастлива. 
Только сделай это как-нибудь… чтобы я не видела. – Она 
заплакала. 
Кучулук сел с нею рядом. Она обхватила его руками за шею, 
мокрым лицом прижалась к щеке, поцеловала. 
– 
Ты сделаешь это? Сделаешь? – Шепот ее звучал страстно, 
исступленно. 
– 
Сделаю, – выдавил он из себя. 
Ему тоже хотелось заплакать. 

---

Она успокоилась, положила голову на его плечо, закрыла глаза. 
Внизу храпели воины, пофыркивали кони. Над травой порхали 
белокрылые бабочки. 
Дыхание Тафгач-хатун стало ровным, глубоким. Он положил ее на 
траву, и она что-то сонно пробормотала. Дрема стала 
подкрадываться и к нему. Он встал, походил, растирая 
отяжелевшую голову. Внизу, у реки, вспыхнуло облачко пыли, 
покатилось на гору. Вскоре он увидел всадников. Рысили дозоры, 
ощупывая всю местность, за ними шло войско. 
– 
Вот и все, – вслух сказал он. 
Подошел к Тафгач-хатун. Она спала, подложив под голову ладони. 
Солнце разрумянило ее щеки, на носу выступали капельки пота, и в 
каждой горело по горячей искорке. Он вынул нож. 
– 
Прощай, хатун… 
Поставил конец ножа на грудь жены, туда, где билось сердце, с 
силой ударил кулаком по ручке и не оглядываясь побежал к 
воинам. 

---

Заседлав коней, поскакали вниз, навстречу врагам, навстречу своей 
гибели. 
Битва была недолгой. Монголы и приставшие к ним мусульмане 
окружили и посекли найманов. Среди павших отыскали, Кучулука. 
Джэбэ приказал отрубить ему голову, насадить на копье и показать 
во всех городах. Пусть мусульмане ничего не боятся, молятся 
своему богу, как молились в прежние времена.