Убайдулла-наме вступление во имя аллаха милостивого и милосердного! /1б

[120]
и увидя войско в равнине Нахр-и Абдулла, 
отдал приказание, чтобы /105а/ его ставку разбили перед воротами города. 

---

Стихи: 
От войска, растянувшегося на [целый] фарсанг, 
Степь была полна дичи:
Позади и впереди — павлинокрасочные тюрки; 
Справа и слева — львы боевого булата. 
А в центре — [сам] великолепный шах. 
Армия [в целом] вокруг реки подобна горе.
Результатом искомого у его величества была остановка подле ворот Балха, но, 
оберегая эмиров и вельмож цветущего государства, он, сделав надлежащие указания 
заведывающему устройством лагеря и порядком в нем, приказал назначить для остановки 
селение Узун шах. 
С одобрения эмиров благородный государь повелел выдать из казны жителям этого 
селения в возмещение убытков за вытоптанный войсковыми лошадьми танаб ячменя 
соответствующую сумму золотом. 
Когда же для светоносного, как солнце, взгляда монарха из Чингизова дома стало 
ясно, что крепостная масса далека от сферы августейшего внимания, забил барабан 
отваги, и было приказано разбить лагерь в местности Намазгах, бывшей от крепости в 
расстоянии полета стрелы; против [крепостных] ворот воздвигли внешние знаки величия 
и /105б/ могущества. 
Стихи: 
Подобно свирепому морю, подобно глубокой реке,
Он спустился к крепостным воротам: после сего завесы царской ставки
 
164
 
Протянули до [самой] крепости.
Сферу небес огласили звуки литавр и труб; вопли гобоев и рожков потрясли опоры 
высшего мира. И тот лев чащи государства, та пучина в море благородного рвения 
[Убайдулла хан], пришедши в волнение от бури [неукротимой] энергии, подобно 
яростному морю, простер руку и как облако, изрыгающее молнию, [весь загорелся и 
тотчас схватил хризолит своего меча с сверкающею], как блестящий рубин, 
поверхностью, омыл изумрудность своей шашки еменским сердоликом крови; дикая роза 
его лилейного по природе клинка принесла плод, и от его 
[121]
быстрого кинжала 
овлажненный тюльпан поднял голову, — он, как храбрый лев, прыжком бросающийся на 
добычу, или как свирепый тигр, устремляющийся на дичь, [когда ему подвели] 
объезжающего половину мира [коня], который в давку битвы входил подобно мысли в ум 
и по /106а/ затруднительному пути начинал скакать, как зефир между локонов красавицы, 
— [вспрыгнув на него], и уподобляясь быстролетному соколу, гордому своим 
превосходством [хан] вложил ноги в быстроходные, плавно движущиеся стремена, 
отливающиеся цветами неба и похожие на блестящие крылья золотой птицы, надел 
боевые перчатки, открыл книгу храбрости и, ежеминутно кормя пищею из сердец врагов 
охотничьего сокола с охоты судьбы, все время заставлял слушать оцепеневших от страха 
обитателей Балха крики завоевания. 
Стихи: 
Одел государь боевые доспехи. 
Сел немедля на крепкого коня. 
Он украсил счастливую грудь хафтаном
 
165
 
На голове у него царственный шлем.

---

С мечом в благословенной руке, севши на коня счастья, [государь] хотел своею 
прекрасною особою помчаться к крепости. Эмиры и /106б/ военачальники, увидевши 
такую отвагу государя, сразу набросили на шею поводья повелителя суши и моря и 
открыли уста для похвал ему, особенно Мухаммед Рахим бий аталык, который сказал: 
Стихи: 
О, государь, при счастливых предзнаменованиях ты 
Принял на себя ответственность за погашение возмущения. 
Небо является твоим престолом, 
Мир же обновляется твоим счастливым правлением. 
У нас, рабов, головы и жизнь всецело
Являются жертвою копыт коня [нашего] счастливого государя. 
Сильные твоим счастьем, о венценосец, 
Если полны врагов станут суша и море, 
Мы рубящими шашками в боевой схватке, 
Тяжелыми палицами, помимо мечей и стрел, 
[Всю] землю от города до гор наполним кровью