Гершунский Б

работоспособным
компонентом в логической структуре современной науки, 
независимо от типологии научных дисциплин и их специфики. 
Карл Поппер убедительно показал, что в создавшихся условиях кризиса доказательств 
и аргументации теории критерием научности того или иного теоретического положения 
является не столько его
верифицируемость
(то есть возможность проверки достоверности), 
сколько его 
фальсифицируемость
86
. Иными словами, до тех пор, пока та или иная гипотеза 
не опровергнута (не фальсифицирована), она может и даже должна служить науке, 
стимулируя поиск эффективных решений, способствуя творческой борьбе идей в 
обнаружении истины. В этом смысле любая гипотеза всегда остается открытой для 
дальнейшей проверки... 
Но каким образом отличить полноценную научную гипотезу от тривиальных 
рассуждений спекулятивного типа, которые не только "засоряют" достаточно шумными 
"помехами" поле научного поиска, но и ведут к растрате интеллектуальных и вполне 
материальных сил, необходимых для проверки их несостоятельности, их фальсификации? 
Ответ на этот вопрос отнюдь не прост. Прямолинейная логика типа "этого не может быть, 
потому что этого не может быть никогда", очевидно, в данном случае не "срабатывает", 
поскольку вместе с "шумами" и "помехами" из зоны научного внимания вполне могут быть 
исключены, "выплеснуты" и достаточно интересные, хотя и не совсем привычные суждения. 
Если же смириться с неизбежным и признать, что спекулятивные сентенции принципиально 
допустимы и даже 
177
полезны, а удел подлинного ученого в наши дни сводится к селективному добыванию 
"грамма" ценных идей из "тысячи тонн пустой породы", то не только эффективность, но и сам 
статус науки в ее традиционно понимаемых критериях и вовсе снижается до критического 
порога... 
Кризис современной науки, причем кризис сущностный, мировоззренческий, 
философский, таким образом, налицо. 
В этих условиях наука объективно
вынуждена
мимикрировать, менять свой веками 
создававшийся имидж непререкаемого арбитра в познании и целесообразном преобразовании 
Мира, умерять свои претензии на фундаментализм и надежность критериальных оснований 
многоплановой человеческой деятельности, более трезво оценивать свои реальные и, увы, 
весьма ограниченные возможности в созидании
гармоничной
материальной и духовной 
среды обитания человека и человечества. 
Конечно, все сказанное выше не означает неизбежной гибели науки как таковой. 
Гибель грозит, и грозит все более ощутимо, лишь, образно говоря,