Думай медленно решай быстро

Часть III: Чрезмерная уверенность 

---

19 
Иллюзия понимания 
Нассим Талеб — трейдер, математик, философ — может по праву
считаться психологом. В своем труде «Черный лебедь, или Под знаком
непредсказуемости» 
он 
вводит 
понятие 
«искажения 
нарратива
(повествования)», чтобы объяснить, как ущербные толкования прошлого
формируют наш взгляд на происходящее и ожидания от будущего.
Искажения нарратива возникают из наших бесчисленных попыток
разобраться в законах жизни. Рассказы-толкования, которые мы находим
убедительными, обычно просты и скорее конкретны, нежели абстрактны. В
них большая роль отводится таланту, глупости или расчету, нежели удаче.
Рассказчик при этом выделяет исключительные события, которые
состоялись, и забывает о множестве других, несостоявшихся. По сути,
любое заметное происшествие дает начало каузальному нарративу. Талеб
полагает, что мы постоянно так обманываемся: громоздим на фундамент
прошлого хлипкие выводы и считаем их незыблемыми.
Как правило, «поучительный» рассказ представляет собой простое и
когерентное изложение деяний и намерений главных героев. Поступки
проще всего объяснить проявлениями общечеловеческих свойств и личных
качеств — тут причина легко соединяется со следствием. Ранее описанный
эффект ореола способствует связности восприятия — когерентности:
благодаря ему мы склонны создавать образ личности, основываясь на
мнении о каком-то одном ее качестве, значимом для нас. Так, если
подающий на бейсбольном матче красив и атлетически сложен, то, скорее
всего, мы заподозрим в нем хорошего игрока. Ореолы могут быть и
отрицательными: если игрок, на наш взгляд, непривлекателен, мы склонны
принизить его спортивное мастерство. Эффект ореола помогает
поддерживать когерентность толкований, усиливая постоянство оценок:
хорошие люди всегда поступают хорошо, а плохие люди плохи во всем. С
этой позиции утверждение «Гитлер любил собак и маленьких детей»
неизменно вызывает шок: проявление доброты у подобного злодея — удар
по ожиданиям, заданным эффектом ореола. Подобные нестыковки
нарушают легкость наших мыслей и ясность чувств.
Убедительный нарратив создает иллюзию неизбежности. Рассмотрим
пример того, как Google превратился в гиганта индустрии высоких

---

технологий. Два находчивых аспиранта Стэнфорда разработали отличную
систему поиска информации в сети Интернет. Затем они задались целью
собрать стартовый капитал для собственной компании и в конце концов
основали ее, после чего приняли ряд удачных управленческих решений. В
течение нескольких лет основанная ими компания превратилась в одну из
крупнейших на американском фондовом рынке, а двое бывших студентов
стали мультимиллиардерами. Был случай, когда им откровенно повезло
(эта подробность делает рассказ еще нагляднее): через год после основания
компании хозяева хотели продать ее за миллион долларов, но
потенциального покупателя не устроила цена. Зная об этой явной удаче,
легко недооценить великое множество счастливых случайностей, которые в
итоге привели героев рассказа к успеху.
Более развернутое повествование содержало бы описание конкретных
решений, принятых основателями Google, но для наших целей достаточно
сказать, что почти каждый сделанный ими выбор дал верный результат. В
подробном нарративе перечислялись бы действия фирм, проигравших
Google в сражении. Неудачливые конкуренты, конечно, оказались бы
нерасторопными слепцами, беззащитными перед новой напастью, которая
в итоге сгубила их.
Я намеренно сделал изложение сухим, но вы меня поняли: пример
Google весьма поучителен. Если рассказ приукрасить подробностями, вы
открыли бы для себя, за счет чего фирма вышла в лидеры; вы также
почувствовали бы, что получили ценный урок относительно составляющих
делового успеха. К сожалению, есть причины считать, что чувства вас
подвели бы. Сумей кто предсказать появление нового Google, основываясь
на выводах из рассказа, это идеально доказало бы ценность повествования.
Однако никакой пример не выдержит подобного испытания, поскольку он
не рассматривает миллион других, несбывшихся событий, которые могли
бы привести к иному результату. Человеческая мысль не обращается к
несостоявшемуся. Тот факт, что во множестве случаев завершению события
предшествовал некий выбор, побуждает нас переоценивать роль мастерства
участников и недооценивать влияние случая. Поскольку каждое критически
важное решение оказалось благоприятным, хроника событий предполагает
почти безупречное предвидение будущего, хотя вмешательство судьбы
могло нарушить ход событий на любом этапе. Картину дополняет эффект
ореола, наделяя героев рассказа аурой неуязвимости.
История становления Google захватывает дух, подобно соревнованию
рафтеров на горной реке, — и тут и там мы наблюдаем, как участники
постоянно рискуют, чудом избегая подводных камней. Однако между этими

---

примерами есть одно примечательное отличие: умелый рафтер сотни раз
сплавляется по течению; он научился определять на глаз глубину и
скорость течения, преодолевать пороги; он с привычным умением орудует
веслом и балансирует, чтобы не перевернуться. У начинающих
бизнесменов, однако, куда меньше шансов научиться основанию компании-
гиганта и еще меньше шансов остаться на плаву после столкновения с
опасностью (например, гениальной разработкой фирмы-конкурента).
Разумеется, основатели Google были мастерами своего дела, но все же в
этой истории ключевую роль сыграла удача (о чем редко упоминают
рассказчики). А коль скоро исход события в основном зависит от удачи, его
пример немногому способен научить.
Здесь действует могучее правило WYSIATI — «что ты видишь, то и
есть». Вы волей-неволей воспринимаете имеющуюся информацию как
полную — составляете из разрозненных фактов самую правдоподобную,
когерентную историю, и если это удается, начинаете сами в нее верить. Как
ни парадоксально, чем меньше знаешь, тем проще «состряпать» связный
рассказ. Приятная нашему сердцу вера в мировой порядок зиждется на
твердой 
основе: 
нашей 
безграничной 
способности 
не 
замечать
собственного невежества.
Слишком многие на моей памяти утверждали: «Я знал, что в 2008-м
наступит финансовый кризис». Это утверждение содержит одно крайне
спорное слово, которое следовало бы убрать из лексикона при обсуждении
крупных событий, — слово «знал», разумеется. Можно предвидеть или
предчувствовать наступление кризиса, но знать о нем наверняка — никогда.
Утверждать обратное позволяет тот факт, что кризис действительно
произошел. Здесь налицо ошибочное применение важного понятия. В
повседневной речи мы используем слово «знаю» только в том случае, когда
составляющая нашего знания истинна, что доказуемо. Мы можем знать
лишь нечто истинное и познаваемое, тогда как люди, предвидевшие кризис
(на самом деле их гораздо меньше, чем тех, кто теперь думает, что
предвидел именно это событие), в то время не могли подтвердить свои
подозрения. Многие образованные и сведущие специалисты, озабоченные
будущим экономики, не верили, что катастрофа неизбежна. Отсюда я делаю
вывод: о кризисе нельзя было знать заранее. Такое употребление слова
«знаю» плохо не тем, что кому-то досталась незаслуженная слава провидца,
а тем, что подразумевает большую познаваемость мира. Оно помогает
закрепить в умах опасное заблуждение.
Суть этого заблуждения такова: мы верим, будто можем понять
прошлое, а следовательно, и будущее познаваемо; однако на деле мы

---

понимаем прошлое меньше, чем нам кажется. Слово «знаю» — не
единственное, которое поддерживает в нас эту ложную веру. Слова
«интуиция» и «предчувствие» в обыденном употреблении также связаны с
догадками, которые впоследствии подтвердились. В этой связи фраза «Я
предчувствовал, что этот брак будет недолгим, но ошибся» звучит странно,
как и всякое упоминание о подведшей интуиции. Чтобы ясно размышлять о
будущем, следует очистить язык от слов-ярлыков, которыми мы обозначаем
наши прежние взгляды.