2.3. Изучение ненормативной лексики в 30 – 50-е годы ХХ века
В 30-е и 40-е годы возможности для изучения жаргонов СССР и публикации результатов
резко сократились. В условиях диктаторского режима Сталина и на фоне политических
репрессий и чисток, развернувшихся в СССР, в языковедческой среде появились свои
непререкаемые авторитеты с диктаторскими замашками. Сторонники набравшего силу
“нового учения о языке” Н.Я. Марра (автора пресловутой яфетической теории,
поддержанной Сталиным в 1930 г.), объявив традиционное сравнительно-историческое
языкознание устаревшим и несовместимым с марксизмом, начали преследования своих
научных оппонентов (например, Е.Д. Поливанова, уволенного из Института языка и
литературы, а позже арестованного и погибшего в лагерях), обвиняя их в идеализме,
формализме и даже расизме. В таких условиях особенно опасным стало обращение к
изучению социальных диалектов в русском языке, поскольку, согласно новым установкам,
в социалистическом обществе отсутствовали предпосылки для самого существования
жаргонов.
Лишь обращаясь к языковому материалу в феодальных или капиталистических
обществах, можно было в относительной безопасности описывать жаргоны. Этим и
воспользовался известный в последствии германист В.М. Жирмунский, проводя свои
наблюдения над социальными диалектами в английском и немецком языках (Жирмунский
1936). Описывая жаргоны школьников и студентов, Жирмунский отмечал, что
словообразовательные модели в этих жаргонах соответствуют существующим моделям в
общем языке. В этих жаргонах часто наличествуют лексические единицы с пародийными
или ироническими коннотациями. Служа средством эмоциональной экспрессии,
образного, эвфемистического, иронического словоупотребления, подобные лексические
элементы делают молодежный жаргон своего рода формой социального развлечения и
языковой игры, позволяющей пользователям жаргона достичь эмоциональной разрядки. С
другой стороны, при рассмотрении языка рабочих, Жирмунский видел во многих
жаргонных выражениях проявление классовой борьбы пролетариата со своими
угнетателями. Соответственно, по Жирмунскому, жаргоны деклассированных элементов
представляют менее осознанную критику сложившихся общественных отношений.
“Метафорические сдвиги и переосмысления, характерные для семантики арго,
раскрывают своеобразную идеологию, основанную на враждебности к социальным
идеалам и общественной морали господствующего класса, закрепленным в национальном
языке” (1936, 163).
Несмотря на крайнюю (вынужденную) политизированность и многочисленные
реверансы в сторону учения Н.Я. Марра, работы Жирмундского позволили ознакомить
советских языковедов с результатами исследования жаргонов на Западе, уточнить
терминологию, используемую для описания жаргонов.
На процесс изучения жаргонов в СССР в 50-е годы серьезным образом повлияла
публикация статей самого авторитетного советского языковеда, с чьим мнением
вынуждены были считаться все советские лингвисты. По словам академика А.С.
Чикобова, “история не знает случая, чтобы глава правительства направил бы развитие
научной мысли не в силу политического авторитета, а в силу научной
аргументированности мысли. Такой факт имеется в нашей действительности, в первом в
24
мире социалистическом государстве, которым руководит товарищ Сталин, корифей
социалистической науки” (цитата по книге Л. Ржевского “Язык и тоталитаризм” 1951, 46).
Как известно, в своих статьях, объединенных в книгу “Марксизм и вопросы
языкознания”, И.В. Сталин нашел принципиально важным разъяснение особенностей
социальных диалектов и по-марксистски точно, с классовых позиций, описал эти
особенности. “Язык, как средство общения людей в обществе, одинаково обслуживает
все классы общества и проявляет в этом отношении своего рода безразличие к классам. Но
люди, отдельные социальные группы, классы далеко не безразличны к языку. Они
стараются использовать язык в своих интересах, навязать ему свой особый лексикон, свои
особые термины, свои особые выражения” (Сталин 1952, 13). Далее в работе Сталин
поясняет, кто и каким образом создает социальные диалекты: “особенно отличаются в
этом отношении верхушечные слои имущих классов, оторвавшиеся от народа и
ненавидящие его: дворянская аристократия, верхние слои буржуазии. Создаются
“классовые” диалекты, жаргоны, салонные “языки”. В литературе нередко эти диалекты и
жаргоны неправильно квалифицируются как языки: “дворянский язык”, “буржуазный
язык”, в противоположность “пролетарскому языку”, “крестьянскому языку” (1952, 13).
Сталин задается вопросом, можно ли считать эти диалекты и жаргоны языками? И тут же
сам на него отвечает: “безусловно нельзя. Нельзя, во-первых, потому что у этих диалектов
и жаргонов нет своего грамматического строя и основного словарного фонда, - они
заимствуют их из национального языка. Нельзя, во-вторых, потому, что диалекты и
жаргоны имеют узкую сферу обращения среди членов верхушки того или иного класса и
совершенно не годятся, как средство общения людей, для общества в целом. Что же у них
имеется? У них есть: набор некоторых специфических слов, отражающих специфические
интересы аристократии или верхних слоев буржуазии; некоторое количество выражений и
оборотов речи, отличающихся изысканностью, галантностью и свободных от “грубых”
выражений и оборотов национального языка; наконец, некоторое количество иностранных
слов. Все же основное, т.е. подавляющее большинство слов и грамматический строй,
взято из общенародного национального языка” (Сталин 1952, 14).
Так, на примере краткого анализа типичных черт жаргона “членов верхушки” в
условиях капиталистического общества Сталин приходит к выводам о подчиненной роли
жаргонов в отношении общенационального языка и об отсутствии единой системы
жаргонных средств на всех языковых уровнях. Любопытно, как в учебном пособии
“Введение в языкознание”, выпущенном годом позже, Л.А.Булаховский иллюстрирует
тезис Сталина о наличии специфических слов и выражений, имеющих классовый оттенок:
“словами, ведущими к одному, а не к другому классу, нам, естественно, представляются,
например:
элегантный, грациозный, благородный, благонамеренный, представительный,
корректный, шокирующий, высокопоставленный, карьера, хороший (дурной) тон, визит,
флирт, кокетство, комплимент, будуар, кабриолет, комфорт, жуировать, имение,
усадьба
и т.д.” (Булаховский 1953, 109). Исходя из сегодняшнего понимания социальных
диалектов однозначное суждение о “классовой принадлежности” перечисленных слов,
безусловно, было бы большой натяжкой.
Таким образом, доминирование марристского учения, репрессии в отношении
отдельных лингвистов и заявления об отсутствии объективных условий для
существования жаргонов при социализме привели к тому, что в 40-е и 50-е годы изучение
жаргонов в СССР, и, в частности, молодежного жаргона, полностью прекратилось и
возобновилось лишь в 60-е годы. Так, например, статья Д.С. Лихачева (1964), написанная
25
в 1938 году и посвященная арготическим словам в профессиональной речи, пролежала в
ящике стола и была опубликована лишь 25 лет спустя. В статье Лихачев описал
особенности жаргонных слов и их отличия от слов, употребляемых в литературном языке.
Было показано, как за счет фонетического облика, использования иноязычных
заимствований, архаизмов, неожиданного столкновения смыслов при словосложении,
многие жаргонные слова приобретают потенциальный комический эффект, ибо “цель арго
– высмеять враждебную стихию” (1964, 346). Был обстоятельно освещен вопрос о
секретном характере арго. Хотя Лихачев и не исключил самой возможности
существования секретных языков, в случаях с профессиональными языками русских
торговцев и ремесленников в XIX веке, он на примерах доказал их несекретный в целом
характер.
Do'stlaringiz bilan baham: |