достижений — диалектике. Только тот, кто проник в секреты математической евгеники и платоновского Числа,
может вернуть людям счастье, испытанное ими до Упадка, и сохранить это счастье
43
. Все это следует иметь в
виду, так как после оглашения «эдикта Главкона» (и после промежуточного эпизода, в котором обсуждаются
естественные различия между греками и варварами, соответствующие, согласно Платону, различиям между
господами и рабами), Платон формулирует постулат, который он называет центральным и наиболее важным
политическим требованием, — требование верховной власти правителя-философа. Одно это требование, учит
Платон, может положить конец злу в общественной жизни, т. е. злу, бурно разросшемуся в государствах, —
политической нестабильности, а также его скрытой причине —
расовому вырождению, свирепствующему среди
представителей человеческой расы. Вот соответствующий фрагмент из «Государства»
44
:
«Вот, — говорит Сократ, — теперь я пойду навстречу тому, что мы уподобили крупнейшей волне; это будет
высказано, хотя бы меня всего, словно рокочущей волной, обдало насмешками и бесславием...» — «Говори», —
требует Главкон. — «Пока, — говорит Сократ, — в государствах не будут царствовать философы, либо так
называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется
воедино — государственная власть и философия (и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди —
а их много, — которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии), до тех пор, дорогой Главкон,
государствам не избавиться от зол, да и не станет возможным для рода человеческого». (На это Кант мудро
отвечает: «Нельзя ожидать, чтобы короли философствовали или философы стали королями. Да этого и не
следует желать, так как обладание властью неизбежно извращает свободное суждение разума. Но короли или
самодержавные (самоуправляющиеся по законам равенства) народы не должны допускать того, чтобы
исчез или
умолк класс философов, а должны дать ему возможность выступать публично»
45
.)
Этот важный фрагмент может быть обоснованно назван ключом ко всей рассматриваемой платоновской
работе. Последние слова «да и не станет возможным для рода человеческого» имеют сравнительно небольшое
значение для данного фрагмента. Однако их необходимо разъяснить, так как привычка идеализировать Платона
привела к такой их интерпретации
46
, в соответствии с которой Платон будто бы говорит здесь о «гуманности», тем
самым обещая спасение не только городам, но и «человечеству в целом». Следует в этой связи заметить, что
этическая категория «гуманности», преодолевающая национальные, расовые и классовые различия, Платону
совершенно чужда. Действительно, мы располагаем достаточными свидетельствами враждебности Платона к
эгалитаризму — враждебности, выразившейся и в его отношении к Антисфену
47
, старому ученику и другу
Сократа. Подобно Алкидаму и Ликофрону, Антисфен принадлежал к школе Горгия, эгалитаристские теории
которого он расширил, превратив их в учение о братстве всех людей и о всеобщей человеческой империи
48
.
В «Государстве» Платон критикует эти представления: естественному неравенству греков и варваров он
ставит в соответствие неравенство господ и рабов. В диалоге эта критика расположена
49
непосредственно перед
процитированным нами ключевым фрагментом. По этой и другим причинам
50
можно обоснованно предположить,
что, когда Платон говорил о распространенном среди людей зле, он имел в виду теорию, с которой его читатели
предварительно уже в достаточной степени ознакомились, а именно — теорию, согласно которой благоденствие
государства, в конечном счете, зависит от «природы» отдельных членов правящего класса, а их природа, так же
как природа их сословия или потомков, в свою очередь, подвергается угрозе индивидуалистического образования
и, что еще важнее, вырождения сословия. Содержащийся в замечании Платона ясный намек на противоречие
между божественным покоем и злом перемен и загнивания предвещает его рассказ о Числе и Падении
человека
51
.
Поэтому вполне закономерен намек Платона на расизм в ключевом отрывке из «Государства», где он
провозглашает свое самое важное политическое требование: без «подлинного и основательного» философа,
обученного всем наукам, включая евгенику, государство погибает. В своем рассказе о Числе и Падении человека
Платон говорит, что, потеряв интерес к евгенике, к наблюдению за чистотой сословия, выродившиеся стражи
совершат одно из первых фатальных прегрешений: «от этого юноши у нас будут менее образованны и из их
среды выйдут правители, не слишком способные блюсти и испытывать Гесиодовы поколения, — ведь и у вас они
те же, то есть золотое, серебряное, медное и железное»
52
.
К этому всему приведет пренебрежение мистическим брачным Числом. Это число было, несомненно,
собственным изобретением Платона. (Оно предполагает чистые гармонии, которые, в свою очередь,
предполагают стереометрию — новую науку для того времени, когда Платон работал над «Государством».) Ясно
поэтому, что никто, кроме Платона, не знал секрета воспитания истинного класса стражей, не имел к нему ключа.
Это может означать только одно: правитель-философ — это сам Платон, «Государство» — это стремление
самого Платона к царской власти, которую он заслуживает, так как в нем соединились философ и законный
наследник Кодра-мученика, последнего афинского царя, который, согласно Платону, пожертвовал собой «ради
сохранения царства для своих детей».
Do'stlaringiz bilan baham: 
