Итак, забота о чистоте сословия (т. е. расизм) занимает гораздо более важное место в платоновской
программе, чем могло показаться на первый взгляд. Платоновское расовое или брачное Число служит основой не
только его дескриптивной социологии, «основой платоновской философии истории», по выражению Дж. Адама,
но и основой политического требования верховной власти философов. В главе 4 уже говорилось о кочевом
происхождении платоновского государства и теперь мы в определенной степени готовы к восприятию того, что
правитель, по Платону, — это правитель-пастух (breeder). Однако кому-то
может все же показаться
удивительным, что платоновский
философ оказывается философом-пастухом. Необходимость научной,
математико-диалектической и философской опеки — не последний аргумент в пользу требования верховной
власти философов.
В главе 4 было показано, что проблема получения чистой породы «сторожевых псов» в человеческом облике
специально выделена и разработана в начале «Государства». Однако до сих
пор не было названо никакой
правдоподобной причины того, что только подлинный и совершенно компетентный («основательный») философ
мог бы стать искусным политическим пастухом и достичь успеха. Каждый, кто разводит собак, лошадей или птиц,
знает, что разумное их взращивание невозможно без наличия образца, цели, на которую будут направлены его
усилия, идеала, которого он может попытаться достигнуть, подбирая пары и применяя селекцию. Без этого
образца селекционер не сможет решить, какой потомок «достаточно хорош», он не объяснит, в чем различия
между «хорошим потомком» и «плохим». Такой образец в точности соответствует платоновской идее Сословия,
которую он намерен вывести.
Только истинный философ,
диалектик, согласно Платону, может усмотреть божественный подлинник
государства. Точно так же только диалектик может усмотреть другой божественный подлинник — форму или идею
Человека. Только он способен скопировать эту модель,
свести ее с Небес на Землю
35
и там ее воплотить.
Неверно было бы думать, что царственная идея — идея Человека — выражает нечто общее для всех людей —
она не просто общее понятие «человек». Правильнее было бы сказать, что это богоподобный подлинник
человека, неизменный сверхчеловек. Это сверхгрек и сверхгосподин. Философ должен воплотить на земле то,
что Платон описывает как сословие «самых надежных, мужественных и по возможности самых благообразных;...
благородных и строгого нрава»
36
. Это сословие должно быть сословием мужчин и женщин «счастливых и
божественных»
37
— царственным сословием, судьбою предназначенным к правлению и господству.
Мы видим, что две основные функции правителя-философа аналогичны: он должен копировать божественные
идеалы государства и человека. Он один способен и побуждаем «внести в частный и общественный быт людей
то, что он усматривает» в мире «божественного и упорядоченного»
38
.
Теперь понятно, почему там же, где Платон впервые утверждает, что принципы разведения животных следует
применить и к человеческой расе, он впервые намекает на то, что правителю необходимо нечто большее, чем
простое превосходство. Он говорит, что мы чрезвычайно внимательны при разведении животных. «А если этого
не соблюдать, то как ты считаешь — намного ли ухудшится порода птиц и собак?» Делая вывод о том, что людей
следует взращивать столь же заботливо, «Сократ» восклицает: «Ох, милый ты мой, какими, значит, выдающимися
людьми должны быть у нас правители, если и с человеческим родом дело обстоит так же»
39
. Это восклицание
важно, так как является одним из первых намеков на то, что правители должны составлять класс «выдающихся»
людей — класс, обладающий самостоятельным статусом и собственной системой обучения. Так мы приходим к
требованию, чтобы эти «выдающиеся люди» были философами. Данный фрагмент важен еще и потому, что он
непосредственно приводит к платоновскому требованию,
чтобы правители, как хранители чистоты сословия,
использовали ложь и обман. Ложь необходима, утверждает Платон, «раз наше небольшое стадо должно быть
самым отборным. Но что это так делается, никто не должен знать, кроме самих правителей, чтобы не вносить ни
малейшего разлада в отряд стражей». Действительно, здесь Платон повторяет (упомянутый нами ранее) призыв к
правителям более смело применять ложь, подготавливая читателя к восприятию следующего требования,
которому он придавал особое значение. Платон постановляет
40
, что правители, добиваясь заключения наиболее
подходящих браков между молодыми помощниками, должны подстроить жеребьевку «как-нибудь так, чтобы при
каждом заключении брака человек из числа негодных винил бы во всем судьбу, а не правителей». Сразу после
этого недостойного совета избегать ответственности (вкладывая эти слова в уста Сократа, Платон клевещет на
своего учителя), «Сократ» высказывает
очередное предположение
41
, сразу же подхваченное и развитое
Главконом (мы будем называть его по этой причине
эдиктом Главкона).Я имею в виду жестокий закон
42
, по
которому каждый человек любого пола обязан во время войны подчиняться желаниям воинов: «в продолжение
всего этого похода никому не разрешается отвечать [воину] отказом, ... ведь если ему доведется влюбиться в
юношу или в женщину, это придаст ему еще больше бодрости для совершения подвигов».
Специально
подчеркивается, что государство получит при этом двойную выгоду: больше героев, с одной стороны, благодаря
приободрению воинов, и, с другой стороны, благодаря прибавлению потомства героев. (О второй выгоде,
наиболее важной с точки зрения долгосрочной расовой политики, говорит в диалоге «Сократ».)
Do'stlaringiz bilan baham: 
