предложений-проектов (см. главу 5, раздел III). Иначе говоря, не надо искать ответ на эссенциалистский вопрос:
«Что есть государство, какова его истинная природа и каково его действительное значение?» Не надо искать
ответ и на историцистский вопрос: «Как произошло государство и в чем источник политического долга?» Мы
должны ставить вопрос так: «Что требуется от государства? Что мы предлагаем в качестве законной цели
деятельности государства?» А для того, чтобы выяснить, каковы наши основные политические требования, мы
можем задаться вопросом: «Почему мы предпочитаем жить в хорошо организованном государстве, а не без
государства, т. е. в анархии?» Вот что значит задать рациональный вопрос. Именно на этот вопрос должен
попытаться ответить социальный технолог, прежде чем он примется строить или перестраивать какой-нибудь
политический институт. Ведь он только в том случае решит, соответствует ли тот или иной институт возложенной
на него функции, если поймет, что ему нужно.
Если мы сформулируем вопрос именно таким образом, то гуманист может ответить следующее. Я требую,
чтобы государство защитило не только меня, но и других. Я требую, чтобы оно защитило свободу — и мою
собственную, и всех окружающих людей. Я не хочу жить милостью тех, у кого тяжелее кулаки и кто лучше
вооружен. Другими словами, я хочу, чтобы меня защитили от агрессии со стороны других людей. Я хочу, чтобы
разграничили агрессию и оборону, и хочу, чтобы оборону поддерживала организованная сила государства. (Это —
защита status quo, и предлагаемый принцип означает следующее: status quo не следует менять насильственно,
его можно менять только в соответствии с законом, посредством компромисса или с помощью арбитража,
естественно, кроме тех случаев, когда отсутствует правовая основа его пересмотра.) Я вполне готов к тому, чтобы
государство в некоторой степени ограничило мою свободу действий при условии, что мне гарантируют защиту
оставшейся части свободы: ведь я знаю, что некоторое ограничение моей свободы необходимо. Например, я
должен отказаться от «свободы» нападать, если я хочу, чтобы государство обеспечивало оборону от любых
нападений. Однако я требую, чтобы не забывали об основной цели государства, а именно о том, что следует
защищать свободу только тех граждан, которые не причиняют вреда другим. Таким образом, я требую, чтобы
государство ограничивало свободу граждан, по возможности одинаково, причем эти ограничения не должны
превышать того, что необходимо для достижения такого равенства.
Примерно так звучали бы требования гуманиста, эгалитариста, индивидуалиста. Именно эти требования
позволяют социальному технологу рационально подходить к политическим проблемам, т. е. рассматривать их с
точки зрения совершенно ясной и определенной цели.
Существует, однако, немало возражений против того, что возможно достаточно ясно и определенно
сформулировать цели государства относительно свободы. Говорят, что стоит лишь осознать, что свободу следует
ограничить, как рушится принцип свободы, и ответ на вопрос о том, какие ограничения необходимы, а какие
произвольны дает не разум, а авторитет. Однако это возражение возникает благодаря путанице: смешивают
основной вопрос о том, что мы хотим от государства, и некоторые существенные технологические трудности,
препятствующие достижению нашей цели. Конечно, нелегко строго определить степень свободы, которую можно
оставить гражданам, не подвергая опасности ту свободу, которую призвано защитить государство. Вместе с тем
наш опыт (т. е. существование демократических государств) показывает, что эту степень можно приблизительно
определить. В действительности, главная задача демократического законодательства и состоит в том, чтобы это
сделать. Это трудно, но не настолько, чтобы нам пришлось из-за этого менять свои основные требования, в
частности отказаться от рассмотрения государства как инструмента защиты от преступлений, т. е. от агрессии.
Кроме того, на возражение о том, что трудно сказать, где кончается свобода и начинается преступление, в
принципе отвечает известная история о хулигане, утверждавшем, что, будучи свободным гражданином, он может
двигать своим кулаком в любом направлении, на что судья мудро ответил: «Свобода движений вашего кулака
ограничена положением носа вашего соседа».
Изложенный мною взгляд на государство можно назвать «протекционизмом». Этим термином часто называли
тенденции, противостоящие свободе. Так, экономист обычно подразумевает под протекционизмом политику
смягчения конкуренции тех или иных экономических интересов, моралист — требование, чтобы государственные
55
чиновники установили над гражданами моральную опеку. То, что я называю протекционизмом, не имеет никакого
отношения к этим тенденциям и по сути является либеральной теорией. Однако я считаю, что этот термин здесь
уместен, так как показывает, что моя теория, будучи либеральной, все же не провозглашает политики строгого
Do'stlaringiz bilan baham: |