Глава II. Линговопоэтический анализ лирических произведений Анализ стихотворений С. Плат “Ariel” (1962) и “Edge” (1963)
Сильвия Плат – американская поэтесса, относящаяся к основателям лирического жанра исповедальной поэзии (―the confessional poetry‖). Ввиду жанровой специфики, лирические произведения писателя отличаются максимальным отражением ее собственной жизни: в многочисленные стихотворения вылились сильные переживания, разного рода ощущения и страхи. Темы, фигурирующие в стихотворениях – судьба женщины, семья, природа и смерть – тесно взаимосвязаны с определенными моментами ее жизни (зачастую трагическими), что подчеркивает потенциал автобиографизма, сосредоточенный в ее творчестве. Примечательно, что в зарубежной критике существует два центральных подхода к изучению творчества С. Плат – феминистский и биографический. Выделяют еще один подход, при котором произведения рассматривают с психологической точки зрения (основа – психическое состояние автора биографического и автора в произведении). На наш взгляд, последний подход, так или иначе, переплетается с фактами биографического характера.
Из изученных 43 стихотворений Сильвии Плат, вошедших в сборник под названием ―Ariel‖ (1965), для детального анализа были выбраны лирические произведения ―Ariel‖ (1962) и ―Edge‖ (1963). Данные работы, написанные С. Плат в последние месяцы ее жизни, являются центральными в ее творческом наследии: развод с мужем, рецидив депрессии, а также другие негативные факторы обратились в поток «исповедей», воплотившихся в материальной форме. Подобная автобиографическая запись внутреннего диссонанса писательницы увеличивает роль культурной единицы-аспекта, именно по этой причине в нашем исследовании имеет место интерпретация выбранных произведений через призму биографических фактов и исторического материала. Таким образом, знаковость фигуры Сильвии Плат,
зачастую сенсационные аспекты ее жизни порождают популяризацию литературного образа автора.
Стихотворение «Ариэль» вошло в сборник «Ариэль», опубликованный через два года после трагического финала поэтессы (порядок и количество произведений были впоследствии изменены Тедом Хьюзом – бывшим мужем С. Плат). Традиционно эти работы рассматриваются как произведения с наиболее полным воплощением идиолекта автора и системы образов в частности.
Жанрово-стилевая организация «Ариэль» привязана к конфессиональному лирическому жанру. Пик популярности исповедальной поэзии в Америке пришелся на середину XX века (1950-60-е годы). К ключевым чертам конфессионализма относят интимную тематику, которая зачастую затрагивает сквозные темы-табу (разочарование в любви, депрессия, суицид, алкоголизм, секс и т.д.), откровенность и прямоту в раскрытии данных проблем, болезненные переживания лирического субъекта, лирическое повествование от первого лица (the poetry of the ―I‖), а также установку на автобиографизм, в том числе и фактическое эмоциональное состояние, вкрапленное в канву произведения. Последняя значимая черта исповедальной поэзии, однако, является проблематичной с точки зрения интерпретации, поскольку в основе творчества исповедальных писателей зачастую лежит иллюзия реальных фактов жизни, своеобразный авторский миф, искажающий действительность.
Поэтический мир Сильвии Плат направлен на воплощение собственного «я» в произведениях, что подтверждается особенностями жанра исповедальной поэзии. Стоит отметить, что это «я» обладает определенной двойственностью, иными словами, факты реальной жизни С. Плат в стихотворениях вытекают в нечто обобщенное, ориентированное на широкий социокультурный контекст. Через личные переживания и негативный опыт поэт раскрывает насущные проблемы окружающей реальности. При этом
авторский голос реализуется параллельно с лирическим субъектом, точнее,
голос лирического героя в одно и то же время принадлежит и герою, и автору, таким образом, факты биографического характера (в т.ч. личные переживания) в контексте стихотворения обретают поэтологический характер. На этом основании возникают образы двойников (членов семьи, друзей и знакомых), это касается и автора: деперсонализация в поэзии С. Плат находит яркое воплощение. Сборник «Ариэль» относится к позднему этапу творчества автора. Многие произведения, вошедшие в этот сборник, характеризуются отчетливыми мотивами безумия, отчаяния и мыслями о суициде (―Tulips‖, ―Edge‖, ―Lady Lazarus‖). К сквозной теме лирики относится тема подавления идентичности женщины мужчиной, которая выражается в неволе женщин, их обязанности соблюдать существующие в обществе патриархальные законы и нормы. Примером последнего может послужить стих ―The Applicant‖, раскрывающий сущность брака в современной западной культуре. Говоря о собственном сборнике, Сильвия Плат с легкой самоиронией отметила, что именно он «создаст ее имя», в чем ни капли не ошибалась.
Анализируемое стихотворение было написано 27 октября 1962 года, в 30-ый день рождения писательницы. Время, на которое приходится написание, привязано к напряженным отношениям с мужем, у которого на тот момент уже была любовница – Ася Вевилл, жена британского поэта Дэвида Вевилла. С этой проблемой совпал творческий подъем писательницы: в течение октября из-под ее пера вышло 26 стихотворений. Измена мужа отразилась и на динамике идиостиля Плат: прежде заметные мотивы саморазрушения стали практически навязчивыми. Многие зарубежные критики (А. Гербиг, А. Муллер-Вуд, Р. Мазенти) утверждают, что поздние лирические произведения автора – постепенное устремление ее творчества и жизни к драматической точке невозврата – самоубийству.
Идейно-эстетическое содержание «Ариэль» трактуется неоднозначно: с
одной стороны, главной идеей произведения выступает перерождение лирического субъекта, процесс обновления и трансформации его души, в то
же время данный концепт перерождения можно перенести и на процесс творчества (поэт начинает «во тьме», но с вдохновением слово за словом рождается новое произведение). Образную основу стихотворения составляет поездка девушки верхом на лошади во время наступления рассвета. С первых строк начинают раскрываться оппозиции статичного и динамичного, света и тьмы, которые находят свое развитие в следующих девяти строфах: “Stasis in darkness. / Then the substanceless blue”. Лирический субъект постигает иступленный восторг при трансформацию своего «я» (или творческое перерождение), выходе из статичного в нечто изменчивое и развивающееся.
Название стихотворения представляет собой личностную аллюзию: по словам Теда Хьюза, у Сильвии была лошадь с таким именем, поэтесса любила конные прогулки. Таким образом, в основе стиха заложена модель, в соответствии с которой он начинается с определенной детали, привязанной к биографии автора, а затем разворачивается в драматическую конструкцию со сложной серией образов, распространяющихся на более широкий социокультурный контекст, чем узкий авторский. Лошадь в данном ключе является образом-символом, образующим наряду с другими образами композицию произведения.
Стихотворение состоит из десяти строф и одной одиночной строки в финале. Каждая строфа вбирает в себя по три стиха. Восприятие даже такого сдержанного и сжатого в лексическом плане стихотворения затруднительно: перед нами возникает поток сознания, эмоций и описаний представшего пейзажа в одночасье, в какой-то мере это определяет динамику произведения, быструю смену и трансформацию лирического героя. Повествование от первого лица помогает постичь душевные переживания девушки, а после 5-й строфы – предельный всплеск положительных эмоций. Значимым аспектом стиха является и его ритмико-мелодическая организация: строки определяет диссонансная рифма, при которой у рифмующихся слов совпадает лишь часть согласных. Шестая строфа
представляет особый интерес – в ней происходит отход от неполной рифмы,
что по своей сути является переломным моментом в композиции, переходе от поездки в буквальном смысле к метафорической самости девушки и ее возвышению. Данные особенности вместе с чередованием мужских и женских рифм помогают уловить изменчивое настроение лирического произведения, его нарастающий темп и развитие. «Ариэль» – это акцентный стих. Наблюдается относительная свобода по шкале метрических разновидностей, тонический стих допускает некоторые отклонения в отдельных строках, в нашем случае происходит чередование от двух ударений до трех: “The dew that flies / Suicidal, at one with the drive / Into the red…”. Непомерную роль в структуре произведения играет прием изобразительно-выразительного переноса (―enjambment‖), который является ярким проявлением идиостиля С. Плат: “Into the red / Eye, the cauldron of morning”. Функции данного приема – экспрессивная (выразить яркие эмоции лирического субъекта) и маркировка в лексеме предметности реального мира. Так, при помощи переноса автор расставляет смысловые акценты для выдвижения значимых единиц текста.
Голос лирического героя выражен в первом лице. Если привязывать данную характеристику к жанру, в котором искусно работала Сильвия Плат, вполне небезосновательно отнести тип лирического героя к собственно авторскому. Однако герой в лирике Плат отделяется от собственного «я» поэтессы, зачастую происходит раздвоение фактического субъекта повествования и его внутреннего состояния, которое к тому же является противоречивым и проходит известные метаморфозы (например, в 9-ой строфе внутреннее состояние девушки наполнено новым содержанием, она –
«стрела»). По этой причине мы отмечаем феномен «двойничества», по своей природе сопоставимый с создателем произведения и воплощенным лирическим субъектом.
Тематическое наполнение лирического произведения объемно: ввиду
неоднозначности интерпретации стиха, возникает множество тем, так или иначе находящих свою реализацию в тексте. Среди них мы выделяем темы
поэтического творчества, анимизм, суицид и смерть, феминизм, самореализация и трансформация и мистицизм. В некоторых исследованиях выделяют тему иудаизма, это связано в первую очередь с историческими и библейскими аллюзиями лирического произведения.
Система образности лирического произведения складывается из следующих основных образов: лошадь, человек (девушка), смерть, перерождение, пейзаж, тьма и белизна, рассвет. Обратимся к каждому из них в частности. Первый образ – лошадь Ариэль и связанная с ней поездка девушки-героя. Лошадь представляет собой образ-символ, который можно трактовать с разных точек зрения. Если соотносить единство лирического героя и лошади (“How one we grow, / Pivot of heels and knees!”), Ариэль в данном случае подножие для поднимающегося духа человека, комбинация последнего со слепой силой. Лирический герой обретает силу для того, чтобы перевоплотиться в нечто иное, обрести свободу, это происходит лишь после «слияния» с Ариэль во второй строфе. С другой стороны, характерной чертой авторского стиля писательницы является обилие библейских и мифологических аллюзий. В «Ариэль» образ лошади раскрывается при помощи аллюзии на божественную львицу (“God’s lioness”). По легенде лев символизирует воскрешение, таким образом, женщина-львица-лошадь проходит метаморфозы и перерождается в последующих строках. Лошадь в священном писании символизирует и слово (божественное), в данном ключе тема творческого процесса обретает особенный смысл. Так, единство лирического героя и Ариэль представляет собой ядерный образ стихотворения, которому сопутствуют другие подчиненные образы. Данный образ-символ находит свою реализацию посредством стилистических языковых средств. Единство Ариэль и лирического героя воплощается в инвертированном эпитете «стержень пяток и коленей» (“pivot of heels and knees”), посредством него подчеркивается прочная основа, определяющая динамику трансформации. Возникает и образ-деталь – коричневая арка шеи
(“the brown arc of the neck”), особая выразительность достигается
посредством метафорического эпитета, основанного на сходстве формы арки и шеи лошади. Так или иначе, с образом лошади (и героини) связана аллюзия на англосаксонскую легенду, ставящую в центре леди Годиву: “White Godiva, I unpeel…” Годива – англо-саксонская графиня, которая проехала обнаженной по улицам Ковентри, чтобы ее муж снизил высокие налоги для своих подданных. Стилистический прием мифологической аллюзии здесь несет комплексный смысл: раскрывается мотив феминизма, в частности, речь идет о роли женщины в патриархальной системе, ее покорность и зависимость. Аллюзия работает и на метафорические образы-оппозиции тьмы и белизны, которые являются образами-эмблемами, встречающимися в многочисленных произведениях С. Плат. Зачастую данная оппозиция становится синонимична смерти в контексте творчества поэтессы, однако не исключена интерпретация белого в пользу чистоты и превосходства (подобно стихотворению ―In Plaster‖). Наконец, именно с возникновения аллюзии динамично развивается процесс деперсонализации лирического героя: “Dead hands, dead stringencies. / And now I / Foam to wheat, a glitter of seas”.
Образ-пейзаж разворачивается при помощи различных образов- деталей, описания, а также словесной образности. Бестелесная/невещественная синева (“the substanceless blue”) возникает в поэтической картине после застоя тьмы. Складывается впечатление, что море и небо насыщаются синим пигментом, который выливается на вершины холмов и скал: “Pour of tor and distances”. Первичная картина, характеризующаяся временным затишьем, создает своеобразную экспозицию, знаменующую резкий переход в действие. Эпитет “substanceless” образован путем прибавления суффикса -less к лексеме “substance”, однако данное слово не фиксируется в словарях, редки и случаи его употребления, что говорит о его формально-неологическом характере. Функция эпитета – передать некоторое противоречие, описать пустоту и застой в окружающем мире. В фокус мистического пейзажа попадают и
ягоды: “Nigger-eye / Berries cast dark / Hooks…” Из контекста можно
предположить, что речь идет о ежевике, образ которой фигурировал и в других стихах, как и крючки, которые она «бросает» (например, стих
―Tulips‖). Окказионализм, на наш взгляд, играет роль метонимического эпитета: тема женского притеснения зачастую шифруется в виде эвфемизмов. Женщина в обществе – рабыня, “the nigger of the world”, о чем свидетельствует расовый компонент с негативной коннотацией. Следующая строка стихотворения пропитывает изображаемую картину чернотой, через нее стремглав проносится лирический субъект: “Black sweet blood mouthfuls, / Shadows”. Посредством метонимического переноса на «сладкие черно- кровавые кусочки» и аллитерации согласного ―b‖, мы представляем, как героиня может попробовать их на вкус, но эпитет «кровавый» добавляет в этот образ мрачную семантику. Еще один образ – тень. Тень принято считать образом-архетипом, который передается от писателя к писателю. Согласно К. Юнгу, архетип тени представляет собой подсознательные желания, которые невозможно совместить с принятыми социальными стандартами. Ученый связывал тень с мифологическим образом обманщика трикстера, который прослеживается в мировом фонде литературы. Тени, возникающие перед героиней – ее желания, другие стороны сознания, которые указывают на ее внутреннюю раздвоенность. Вместе с тем появляется «нечто», оно тащит ее через воздух: “Something else / Hauls me through air…” Что это – образ демонической силы или то, что дает ей заряд для будущей трансформации?
Образы девушки-героя, смерти и перерождения взаимосвязаны, ввиду этого факта, рассмотрим их в относительной целостности. К образу девушки примыкают некоторые автологические образы, или описание, например, лексемы “thighs” и “hair”. Вместе с рассмотренным третьим стихом второй строфы данные лексические единицы создают сексуальную образность произведения, что привязано к теме женщины, фигурирующей в «Ариэль». Преображение образа девушки начинается с седьмой строфы: “White / Godiva, I unpeel – Dead hands, dead stringencies”. Конвергенция в данной
строфе образует тот самый переход, перерождение. Индивидуально-
авторский неологизм ―to unpeel‖ – метафора, которая обнажает лирического субъекта, избавляет его от мертвых рук и мертвых строгостей, то есть ее тела, оставляя душу для перерождения. Мертвые руки и строгости являются стилистическим средством метонимического эпитета, когда на часть тела и абстрактного понятия переносится фактическое состояние «деятеля». Абстрактное существительное “stringency” является полуотмеченной структурой с нарушением грамматической нормы числа, так, «строгости» несут экспрессивную функцию, насыщая образ в его смерти перед новым рождением. Делая смысловой акцент посредством вынесения значимых элементов в новую строфу, поэтесса раскрывает процесс деконструкции целостного «я», лирический субъект становится самим движением, силой, которая «пенится к пшенице и блеску морей» (“And now I / Foam to wheat, a glitter of seas”). Лексическая сочетаемость глагола «пениться» не соотносится с человеком; в данном контексте достигается метафорический смысл, деперсонификация персонажа: остается лишь душа, которая устремляется к морю. Между тем инвертированный эпитет “a glitter of seas” заключает в себе очередной символ – море – укоренившийся в мировой литературе. Море является первым источником жизни, и если рассматривать данный символ с этой точки зрения, наша героиня очищается и находит себе новую
«оболочку». С другой стороны, море символизирует свободу, которую обретает душа девушки. В следующей строфе ее образ трансформируется в стрелу: “And I / Am the arrow,…” Переломный момент наступает тогда, когда детский плач «тает в стене» (“The child’s cry / Melts in the wall.”). Метафора, основывающаяся на исчезновении, образном растворении слез ребенка, показывает трансцендентное положение девушки, ее переход из прошлой идентичности (в том числе и по гендерным признакам). Это подтверждает ее образ-оболочка – стрела. Мы относим последнее к образам-символам, имплицирующим мужскую силу и власть, то есть то, чего не доставало как лирическому герою, так и обществу в масштабном плане. Как видно по
нашему описанию, на один образ служит целая серия образов разного плана,
завершающим же является образ росы: “The dew that flies / suicidal, at one with the drive / Into the red / Eye, the cauldron of morning”. Образная метафора, связанная с взлетом росы, добавляет выразительность в идейно-эстетическое содержание стихотворения, раскрывает создание новой идентичности, прилагательное «самоубийственный» здесь наделяется новым содержанием – растворением прежнего «я» в котле утра.
Обращаясь к последнему образу лирического произведения в рамках нашего исследования, мы отмечаем его «стилистический характер»: образ рассвета, в котором утопает капля росы, не что иное, как перифраза.
«Красный глаз» – первый перифраз для обозначения утренней зари. Помимо экспрессивной функции, которую несет данное стилистическое средство, хочется заострить внимание на лексеме «глаз». Поскольку в христианской традиции заря вместе с красной цветовой символикой представляет воскрешение, а в более общем смысле – рождение чего-то нового, под образом кровавого глаза может подразумеваться всевидящее божье око – очередная библейская аллюзия. В конце концов, упав в «котел утра», лирический герой переродился во что-то новое, произошел акт объединения его «частей» в единую субстанцию.
Мы описали фактическую систему образов в «Ариэль», что дает нам возможность охарактеризовать роль фонетического уровня лирического произведения в плане его эмоционально-эстетического воздействия. Как уже упоминалось, тематический сдвиг, знаменующий перемену состояния лирического героя, концентрируется в 6-ой строфе: неполную рифму первых пяти строф сменяет точная рифма “air – hair”. На уровне поэтического сцепления такое изменение в мелодике стихотворения делает переход значительно ярче. Стоит отметить, что автор умело использует фонетическую инструментовку для того, чтобы объединить определенные смысловые единицы текста. Начиная с первой строфы, Плат использует прием аллитерации консонанта ―s‖, что создает звуковой эффект шепота
лирического героя в застывшей картине (непрямая онометопея).
Аллитерация согласного ―d‖ в 5-ой строфе стиха создает нарастающий темп в произведении, скачки и переходящую динамику, в этой же функции выступает повторение того же согласного в 7-ой строфе: “Godiva, I unpeel – / Dead hands, dead stringencies”. Особая выразительность и мелодика стиха достигается через частные примеры внутренней рифмы (“pour” – “tor”) и ассонанса (“heels” – “knees”). Ассонанс «Ариэль» – тот случай, когда вместе со звуковой стороной произведения на текст «наслаиваются» дополнительный смысловые оттенки. Уильям Дэвис отметил следующую особенность стихотворения: лексемы, включающие в себя звук ―i‖, процесс выталкивания внутренней сущности («самости») лирического субъекта в реальный мир [32]. Примером выступают лексические единицы “cry”, “flies”, “nigger-eye” и др. Дальнейшая репрезентация образа героя и его трансформации достигается при помощи лексико-стилистических средств и возникающих на их основе образов.
Особенности морфологического уровня заключаются в обилии существительных, которые в количественных характеристиках превышают глаголы (“stasis”, “the blue”, “the furrow”, “berries”, “hooks”). Стихотворение насчитывает 40 существительных, 11 прилагательных и 10 глаголов. Основная функция подобного выбора в плане частей речи – передача детализированной картины в ее динамизме, быстрых переходах с одной детали пейзажа на другую. Типичным примером служит начало изменений, когда лирический субъект скачет через лозы ягод, образ сменяется другим, что создает невообразимый хаос и смятение. Кульминация наступает, когда образы, в которые перевоплощается герой, сменяются один за другим: сначала мы представляем ее пенящуюся к сиянию морей, затем сменяющий образ стрелы и практически сразу финальное состояние росы. Таким образом, читатель может прочувствовать максимально быстрое движение и стремление персоны к переходу.
На синтаксическом уровне в первую очередь выделяется анжамбеман –
синтаксическое стилистическое средство, заключающееся в переносе в
стихосложении. Начиная со второй строфы, С. Плат искусно воплощает данное средство на протяжении всего стихотворения: “Pivot of heels and knees! – The furrow / Splits and passes, sister to / The brown arc / Of the neck I cannot catch …” Данный прием в своем многочисленном проявлении служит сильным средством смыслового выделения отсеченных отрезков фразы, при этом создается прозаированная интонация. Таким образом, например, в коллокации «белая Годива» акцентируется сквозной образ белизны (“White / Godiva, I unpeel”), плач младенца переходит в начало новой строфы, предваряя преображение лирического героя. Выделяется и начало трансформации «я» субъекта (“And now I/ Foam to wheat, a glitter of seas”; “And I / Am the arrow”). Посредством переноса поэтическая речь становится напряженной и порывистой. Еще один синтаксический прием, свойственный идиолекту писателя – использование обособленных конструкций. Разрывая привычные синтаксические связи предложений пунктуационным знаком тире, С. Плат интонационно выделяет значимые элементы лирического произведения: “Hauls me through air – / Thighs, hair”; “Godiva, I unpeel –
Do'stlaringiz bilan baham: |