…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Давай, Мама,
подумал я. 
Ты же не собираешься так легко его отпустить, правда? Он всего лишь
в половине квартала. Ли пришлось уехать в Россию, чтобы не видеть твой
мотающийся перед лицом палец.
Она последовала за ним, а когда они приблизились к углу, возвысила голос, и до
меня донеслись ее слова:
— 
Остановись
, Роберт, не иди так быстро, я еще с тобой не закончила!
Он оглянулся, но продолжал идти. Она догнала его у автобусной остановки и
дергала за рукав, пока он не посмотрел на нее. Палец тут же закачался, как маятник.
Я слышал только обрывки фраз: 
ты обещал
, и 
отдала тебе все
, и — думаю — 
кто
ты такой, чтобы судить меня
. Я не мог видеть лицо Освальда, потому что он стоял
спиной ко мне, но его поникшие плечи говорили о многом. Я сомневался, что Мама
впервые выскакивала следом за ним на улицу, непрерывно тараторя, никого не
замечая вокруг. Она прижала руку к груди вечным материнским жестом: 
Смотри на
меня, ты, неблагодарное дитя.
Освальд сунул руку в задний карман, достал бумажник, дал ей купюру. Она
бросила деньги в сумочку, не взглянув на номинал, и пошла к «Ротари эпатментс».
Потом что-то вспомнила и вновь повернулась к нему. Я услышал ее ясно и
отчетливо. Их разделяли пятнадцать или двадцать ярдов, так что она возвысила
скрипучий голос. Казалось, чьи-то ногти скребут по классной доске.
— И позвони мне, когда Ли даст о себе знать, хорошо? У меня по-прежнему
спаренный телефон, это все, что я могу себе позволить, пока не найду работу

---

получше, и эта Сайкс, которая живет внизу, постоянно висит на телефоне, но я с ней
уже поговорила, высказала все, что думаю. «Миссис Сайкс», — сказала я…
Мимо проходил какой-то мужчина. Он демонстративно заткнул пальцем ухо,
улыбаясь. Если Мама заметила, то не подала и виду. Она не желала замечать и
смущения на лице сына.
— «Миссис Сайкс, — сказала я, — вы не единственная, кому нужен телефон, и
я буду вам очень признательна, если говорить вы будете 
коротко
. Если вы сами
этого не сделаете, то мне придется обратиться к представителю телефонной
компании, чтобы он вас 
заставил
». Вот что я сказала. Так что звони мне, Роб. Ты
знаешь, мне нужно быть на связи с Ли.
Показался автобус. Когда он подъезжал к остановке, Роберт возвысил голос,
чтобы перекрыть шипение пневматических тормозов.
— Он чертов комми, мама, и домой он не вернется. Свыкнись с этим.
— 
Ты мне звони!
— завопила она. Ее маленькое суровое лицо окаменело. Она
стояла, расставив ноги, будто боксер, готовый принять удар. Любой удар. Все удары.
Ее глаза сверкали за очками «кошачий глаз» в черной оправе. Я обратил внимание на
двойной узел платка под подбородком. Начался дождь, но она ничего не замечала.
Набрала полную грудь воздуха и возвысила голос чуть ли не до крика:
— 
Мне нужно быть на связи с моим хорошим мальчиком, слышишь меня?
Роберт Освальд поднялся по ступенькам в салон, ничего не ответив. Автобус
отъехал, оставив облако сизого дыма. И в этот самый момент улыбка осветила ее
лицо. Произошло, казалось бы, невозможное: от этой улыбки она и помолодела, и
стала более уродливой.
Мимо проходил рабочий. Он не толкнул ее, насколько я видел, даже не задел, но
она рявкнула на него:
— Смотри, куда идешь! Тротуар тебе не принадлежит!
И, по-прежнему улыбаясь, Маргарита Освальд направилась к дому, в котором
жила.
Во второй половине дня я поехал в Джоди, потрясенный и задумчивый. Увидеть
Освальда мне предстояло еще через полтора года, и я по-прежнему хотел остановить
его, но уже сочувствовал ему куда больше, чем Фрэнку Даннингу.

---