по внешнему виду, в двух неоплаченных счетах от финансовой катастрофы. Статуя
вождя Ворамбо высилась в городском парке, а транспарант в витрине магазина
«Мебель Кейбелла» заверял мир, что «ДЕШЕВЛЕ НЕ НАЙТИ».
— Эл, ты помнишь цепь, под которую тебе приходилось подныривать, чтобы
вернуться к «кроличьей норе»?
— Конечно.
— И надпись на табличке, которая висит на цепи?
— О ремонте сточной трубы. — Он
напоминал солдата, который думает, что
дорога впереди заминирована, и морщится на каждой колдобине.
— Когда ты вернулся из Далласа… Когда понял, что слишком тяжело болен,
чтобы довести дело до конца… табличка все еще висела?
— Да. — Он задумался. — Висела. Странно, правда? Кто четыре года
ремонтирует сточную трубу?
— Никто. Во всяком случае, такое невозможно на фабричном дворе, по
которому день и ночь ездят грузовики. И почему она не привлекает внимания?
Эл покачал головой:
— Понятия не имею.
— Возможно, цепь и табличка служат для того, чтобы кто-нибудь случайно не
набрел на «кроличью нору». Но если так, кто их там повесил?
— Не знаю. Я даже не знаю, прав ли ты.
Я свернул на его улицу,
чтобы доставить Эла к двери, надеясь, что потом мне
удастся проехать семь или восемь миль до Сабаттуса, не заснув за рулем. Но меня не
отпускала еще одна мысль, и я счел необходимым ее озвучить. Хотя бы для того,
чтобы он не питал слишком больших надежд.
— Прошлое упрямо, Эл. И оно не хочет, чтобы его меняли.
— Знаю. Я же тебе
говорил
.
— Говорил. Но я думаю, что сопротивление возрастает пропорционально
масштабу изменения будущего, которое может вызвать то или иное вмешательство.
Он посмотрел на меня. Кожа под его глазами стала почти черной, а в самих
глазах проступила боль.
— Если можно, объясни, но только простыми словами.
— Изменить будущее семьи
Даннингов оказалось сложнее, чем изменить
будущее Каролин Пулин, отчасти потому, что изменение касалось нескольких
человек, а в основном потому, что Пулин в обоих случаях осталась жива. Дорис
Даннинг и трое ее детей умерли бы… И один из них все равно умер, хотя я
собираюсь это исправить.
Тень улыбки коснулась губ Эла.
— Молодец. Только в следующий раз пригнись пониже. А
не то получишь
второй шрам, на котором могут не отрасти волосы.
Я представлял, как обойтись без шрама, но предпочел не делиться своими
идеями. Свернул на подъездную дорожку к дому Эла.
— Я хочу сказать, что мне, возможно, не удастся остановить Освальда. Во
всяком случае, с первой попытки. — Я рассмеялся. — Но что с того? Я и на права с
первого раза не сдал.
— Я тоже, но мне не пришлось ждать второй попытки пять лет.
Я понимал, о чем он.
— Сколько тебе лет, Джейк? Тридцать? Тридцать два?
— Тридцать пять. — И за это утро я еще на два месяца приблизился к тридцати
шести, но к чему упоминать о такой мелочи?
— Если ты провалишься и придется начинать все заново, тебе будет уже сорок
пять, когда карусель завершит второй круг. А за десять лет может случиться многое,
особенно если прошлое против тебя.
— Знаю, — кивнул я. — Вижу, что случилось с тобой.
— Я докурился до рака легких, ничего больше. — В подтверждение он
кашлянул, однако в его глазах я видел не только боль, но и сомнения.
— Возможно, и так.
Надеюсь
, что так. Но нам этого не уз…
Входная дверь дома Эла распахнулась. Дородная
молодая женщина в ярко-
зеленом платье и белых туфлях на низком каблуке, как у «Медсестры Нэнси»
[71]
,
сбежала с крыльца на подъездную дорожку. Увидела Эла, сгорбившегося на
переднем сиденье моей «тойоты», и рывком распахнула дверь.
— Мистер Темплтон, где вы были? Я пришла, чтобы дать вам лекарства, а когда
обнаружила, что дом пуст, подумала…
Ему удалось улыбнуться.
— Я знаю, что вы подумали, но я в порядке. Не так чтобы в форме, но в
порядке.
Она посмотрела на меня.
— И вы. Зачем усадили его в машину? Разве вы не видите, как он ослабел?
Я, разумеется, видел. Но поскольку не мог рассказать ей о том,
чем мы
занимались, молчал и готовился выдержать нагоняй как мужчина.
— Мы отъезжали по важному делу, — вступился за меня Эл. — Нам пришлось.
Понимаете?
— И все равно…
Он начал вылезать из кабины.
— Помогите мне добраться до кровати, Дорис. Джейку надо домой.
Дорис.
Как жена Даннинга.
Эл не заметил совпадения — и, конечно, это не могло не быть совпадением,
такое имя встречалось весьма часто, — но в голове у меня все равно звякнул
звоночек.
6
Я добрался до дома и на этот раз потянулся к ручнику «санлайнера». Заглушая
двигатель, подумал, что в сравнении с автомобилем, на котором я ездил в Дерри,
«тойота» — тесная, неудобная, неприятная глазу колымага из пластмассы и
фибергласса.
Вошел в дом, собрался покормить кота и обнаружил, что еда в миске
свежая. А почему нет? В 2011 году с моего отъезда прошло только полтора часа.
— Съешь это, Элмор, — посоветовал ему я. — В Китае полно голодающих
котов, которые не отказались бы от миски «Фрискис чойс катс».
Элмор ответил презрительным взглядом и ретировался через кошачий лаз в
двери. Я достал из холодильника два обеда «Стауфферс» (думая совсем как
учащееся
говорить
чудовище
Франкенштейна:
Do'stlaringiz bilan baham: 
