|
«ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН ДО ЗАВЕРШЕНИЯ РЕМОНТА СТОЧНОЙ
ТРУБЫ»
. Человека с желтой карточкой — или, правильнее, с оранжевой — видно
не было.
Свет фонарей заливал двор, освещая меня, как муравья на тарелке. Моя тень
вытянулась передо мной. Я замер, когда ко мне подкатил большущий грузовик.
Ожидал, что водитель остановит машину, высунется и спросит, а какого черта я тут
делаю. Грузовик замедлил ход, но не остановился. Водитель помахал мне рукой. Я
ответил тем же, и он направился к разгрузочной площадке под громыхание десятков
пустых бочек в кузове. Я подошел к цепи, быстро огляделся, нырнул под нее.
С гулко бьющимся сердцем зашагал вдоль сушильного сарая. В такт сердцу
пульсировала и рана на голове. На этот раз я не оставил куска бетона у первой
ступеньки.
Не спеши,
сказал я себе.
Не спеши.
Ступенька прямо…
здесь
.
И ошибся. Моя нога ни во что не уперлась, нащупала только ровную
поверхность.
Я продвинулся чуть дальше, с тем же результатом. Ночь стояла холодная, изо
рта вырывался парок, но подмышки и шея покрылись тонкой пленкой пота. Прошел
еще дальше, уже в полной уверенности, что проскочил нужное место. То ли
«кроличья нора» исчезла, то ли ее здесь не было вовсе, а это означало, что моя
жизнь в ипостаси Джейка Эппинга — и победа на конкурсе БФА
[70]
в начальной
школе, и заброшенный еще в колледже роман, и женитьба на славной в принципе
женщине, которая чуть не утопила мою любовь к ней в алкоголе, — безумная
галлюцинация. И я с рождения Джордж Амберсон.
Я еще продвинулся вперед, остановился, тяжело дыша. Где-то — может, в
красильном цехе, может, в ткацком — кто-то крикнул:
Чтоб я сдох!
Я подпрыгнул,
потом подпрыгнул вновь, когда за возгласом последовал громовой хохот.
Не здесь.
Исчезла.
Или ее никогда не было.
Я ощущал… разочарование? Ужас? Сковывающую движения панику? Если на
то пошло, ничего подобного. Что я чувствовал, так это нарастающее чувство
облегчения. Подумал:
Я смогу жить здесь. И без проблем. Даже счастливо.
Я действительно так думал? Да.
Да
.
От фабрик воняло, в общественных туалетах постоянно курили, но в
большинстве мест дышалось очень легко. А сколько здесь
нового
. Еда вкусная,
молоко ставят под дверь. После периода воздержания от компьютера я осознал, в
какую впал от него зависимость, часами читая глупые приложения к электронным
письмам или посещая сайты по той самой причине, по которой альпинисты
покоряют Эверест: потому что попались на глаза. Мой мобильник ни разу не
зазвонил, потому что я больше не держал его при себе, и какое это приносило
облегчение. За пределами больших городов люди в основном пользовались
спаренными телефонами. А запирали ли они дверь на ночь? Как бы не так. Они
тревожились из-за атомной войны, но я точно знал, что люди пятьдесят восьмого
состарятся и умрут, не услышав о взрыве атомной бомбы где-либо, кроме
испытательных полигонов. Никто не тревожился из-за глобального потепления или
пассажирских самолетов, захваченных террористами-смертниками.
А если моя жизнь в 2011 году — не галлюцинация (сердцем я это знал), я все
равно мог остановить Освальда. Просто не увидел бы конечного результата. И
полагал, что переживу это.
Ладно. Первым делом надо вернуться к «санлайнеру» и уехать из Лисбон-
Фоллс. Я решил, что доберусь до Льюистона, найду автобусную станцию, куплю
билет до Нью-Йорка. Потом на поезде до Далласа… черт, а почему не самолетом?
Денег мне хватало, и ни один сотрудник авиакомпании не попросил бы предъявить
удостоверение личности с фотографией. От меня требовалось лишь оплатить билет,
а потом «Транс уорлд эйрлайнз» встретила бы меня на борту самолета с
распростертыми объятиями.
И столь огромное облегчение вызвало у меня принятое решение, что ноги вновь
стали ватными. Не как в Дерри, когда мне пришлось сесть, но чтобы не упасть, я
привалился к стене сушильного сарая. Стукнулся о нее локтем, с негромким мягким
звуком. И тут же услышал голос, обладателя которого не видел. Хриплый голос.
Почти что рычание. Голос из будущего, если на то пошло.
— Джейк? Это ты? — Последовал сухой, надрывный кашель.
Я чуть не промолчал. Мог промолчать. Потом подумал о том, какую часть
жизни вложил Эл в этот проект, о том, что я — единственная оставшаяся у него
надежда.
Я повернулся на звук кашля и ответил тихим голосом:
— Эл? Говори со мной. Считай. —
Или хотя бы кашляй.
Он начал. Я двинулся на ведущий отсчет голос, не отрывая ног от бетона. И
через десять шагов, гораздо дальше того места, где я сдался, моя нога во что-то
уперлась, и я остановился как вкопанный. Еще раз оглянулся. Еще раз вдохнул
пропитанный химической вонью воздух. Потом закрыл глаза и начал подниматься
по ступенькам, которых не видел. На четвертой ночной холод сменился спертой
теплотой, с ароматами кофе и пряностей. По крайней мере для моей верхней
половины. Ниже пояса я все еще ощущал ночь.
Простоял так, пожалуй, секунды три, головой в настоящем, ногами в прошлом.
Потом открыл глаза, увидел изможденное, озабоченное, истощенное лицо Эла и
шагнул в 2011 год.
Do'stlaringiz bilan baham: |
