Три товарища

* * *
Днем пришла Матильда Штосс. Надо было рассчитаться с ней за последний месяц. Кестер
выдал ей деньги и посоветовал попросить нового владельца оставить ее уборщицей в
мастерской. Нам уже удалось пристроить у него Юппа. Но Матильда покачала головой:
– Нет, господин Кестер, с меня хватит. Болят старые кости.
– Что же вы будете делать? – спросил я.
– Поеду к дочери. Она живет в Бунцлау. Замужем. Вы бывали в Бунцлау?
– Нет, Матильда. – Но господин Кестер знает этот город, правда?
– И я там не бывал, фрау Штосс.
– Странно, – сказала Матильда. – Никто не знает про Бунцлау. А ведь моя дочь живет там
уже целых двенадцать лет. Она замужем за секретарем канцелярии.
– Значит, город Бунцлау есть. Можете не сомневаться. Раз там живет секретарь
канцелярии…
– Это конечно. Но все-таки довольно странно, что никто не знает про Бунцлау.
Мы согласились.
– Почему же вы сами за все эти годы ни разу не съездили туда? – спросил я.
Матильда ухмыльнулась:
– Это целая история. Но теперь я должна поехать к внукам. Их уже четверо.
– Мне кажется, что в тех краях изготовляют отличный шнапс, – сказал я. – Из слив или чего-
то в этом роде…
Матильда замахала рукой:
– В том-то и все дело. Мой зять, видите ли, трезвенник. Ничего не пьет.
Кестер достал с опустевшей полки последнюю бутылку:
– Ну что ж, фрау Штосс, придется выпить на прощанье по рюмочке.
– Я готова, – сказала Матильда.
Кестер поставил на стол рюмки и наполнил их. Матильда выпила ром с такой быстротой,
словно пропустила его через сито. Ее верхняя губа резко вздрагивала, усики подергивались.
– Еще одну? – спросил я.
– Не откажусь.
Я налил ей доверху еще большую рюмку. Потом она простилась.
– Всего доброго на новом месте, – сказал я.
– Премного благодарна. И вам всего хорошего. Но странно, что никто не знает про Бунцлау,
не правда ли?
Она вышла неверной походкой. Мы постояли еще немного в пустой мастерской.
– Собственно, и нам можно идти, – сказал Кестер.
– Да, – согласился я. – Здесь больше нечего делать.
Мы заперли дверь и пошли за «Карлом». Его мы не продали, и он стоял в соседнем гараже.
Мы заехали на почту и в банк, где Кестер внес гербовый сбор заведующему управлением
аукционов.
– Теперь я пойду спать, – сказал он. – Будешь у себя?
– У меня сегодня весь вечер свободен.

---

– Ладно, зайду за тобой к восьми.
* * *
Мы поели в небольшом пригородном трактире и поехали обратно. На первой же улице у нас
лопнул передний баллон. Мы сменили его. «Карл» давно не был в мойке, и я здорово
перепачкался.
– Я хотел бы вымыть руки, Отто, – сказал я.
Поблизости находилось довольно большое кафе. Мы вошли и сели за столик у входа. К
нашему удивлению, почти все места были заняты. Играл женский ансамбль, и все шумно
веселились. На оркестрантках красовались пестрые бумажные шапки, многие посетители были в
маскарадных костюмах, над столиками взвивались ленты серпантина, к потолку взлетали
воздушные шары, кельнеры с тяжело нагруженными подносами сновали по залу. Все было в
движении, гости хохотали и галдели.
– Что здесь происходит? – спросил Кестер.
Молодая блондинка за соседним столиком швырнула в нас пригоршню конфетти.
– Вы что, с луны свалились? – рассмеялась она. – Разве вы не знаете, что сегодня первый
день масленицы?
– Вот оно что! – сказал я. – Ну, тогда пойду вымою руки.
Чтобы добраться до туалета, мне пришлось пройти через весь зал. У одного из столиков я
задержался – несколько пьяных гостей пытались поднять какую-то девицу на столик, чтобы она
им спела. Девица отбивалась и визжала. При этом она опрокинула столик, и вся компания
повалилась на пол. Я ждал, пока освободится проход. Вдруг меня словно ударило током. Я
оцепенел, кафе куда-то провалилось, не было больше ни шума, ни музыки. Кругом мелькали
расплывчатые, неясные тени, но необыкновенно резко и отчетливо вырисовывался один столик,
один-единственный столик, за которым сидел молодой человек в шутовском колпаке и обнимал
за талию охмелевшую соседку. У него были стеклянные тупые глаза, очень тонкие губы. Из-под
стола торчали яркожелтые, начищенные до блеска краги…
Меня толкнул кельнер. Как пьяный, я прошел несколько шагов и остановился. Стало
невыносимо жарко, но я трясся, как в ознобе, руки повлажнели. Теперь я видел и остальных,
сидевших за столиком. С вызывающими лицами они что-то распевали хором, отбивая такт
пивными кружками. Меня снова толкнули.
– Не загораживайте проход, – услышал я.
Я машинально двинулся дальше, нашел туалет, стал мыть руки и, только когда почувствовал
резкую боль, сообразил, что держу их под струей кипятка. Затем я вернулся к Кестеру.
– Что с тобой? – спросил он.
Я не мог ответить.
– Тебе плохо? – спросил он.
Я покачал головой и посмотрел на соседний столик, за которым сидела блондинка и
поглядывала на нас. Вдруг Кестер побледнел. Его глаза сузились. Он подался вперед.
– Да? – спросил он очень тихо.
– Да, – ответил я.
– Где?
Я кивнул в сторону столика, за которым сидел убийца Готтфрида.
Кестер медленно поднялся. Казалось, кобра выпрямляет свое тело.
– Будь осторожен, – шепнул я. – Не здесь, Отто.

---

Он едва заметно махнул рукой и медленно пошел вперед. Я был готов броситься за ним.
Какая-то женщина нахлобучила ему на голову красно-зеленый бумажный колпак и повисла у
него на шее. Отто даже не заметил ее. Женщина отошла и удивленно посмотрела ему вслед.
Обойдя вокруг зала, Отто вернулся к столику.
– Его там нет, – сказал он.
Я встал, окинул взглядом зал. Кестер был прав.
– Думаешь, он узнал меня? – спросил я.
Кестер пожал плечами. Только теперь он почувствовал, что на нем бумажная шапка, и
смахнул ее.
– Не понимаю, – сказал я. – Я был в туалете не более одной-двух минут.
– Более четверти часа. – Что?.. – Я снова посмотрел в сторону столика. – Остальные тоже
ушли. С ними была девушка, ее тоже нет. Если бы он меня узнал, он бы наверняка исчез один.
Кестер подозвал кельнера:
– Здесь есть еще второй выход?
– Да, с другой стороны есть выход на Гарденбергштрассе.
Кестер достал монету и дал ее кельнеру.
– Пойдем, – сказал он.
– Жаль, – сказала блондинка за соседним столиком. – Такие солидные кавалеры.
Мы вышли. Ветер ударил нам в лицо. После душного угара кафе он показался нам ледяным.
– Иди домой, – сказал Кестер.
– Их было несколько, – ответил я и сел рядом с ним.
Машина рванулась с места. Мы изъездили все улицы в районе кафе, все больше удаляясь от
него, но не нашли никого. Наконец Кестер остановился.
– Улизнул, – сказал он. – Но это ничего. Теперь он нам попадется рано или поздно.
– Отто, – сказал я. – Надо бросить это дело.
Он посмотрел на меня.
– Готтфрид мертв, – сказал я и сам удивился своим словам. – От этого он не воскреснет…
Кестер все еще смотрел на меня.
– Робби, – медленно заговорил он, – не помню, скольких я убил. Но помню, как я сбил
молодого английского летчика. У него заело патрон, задержка в подаче, и он ничего не мог
сделать. Я был со своим пулеметом в нескольких метрах от него и ясно видел испуганное
детское лицо с глазами, полными страха; потом выяснилось, что это был его первый боевой
вылет и ему едва исполнилось восемнадцать лет. И в это испуганное, беспомощное и красивое
лицо ребенка я всадил почти в упор пулеметную очередь. Его череп лопнул, как куриное яйцо. Я
не знал этого паренька, и он мне ничего плохого не сделал. Я долго не мог успокоиться, гораздо
дольше, чем в других случаях. С трудом заглушил совесть, сказав себе: «Война есть война!» Но,
говорю тебе, если я не прикончу подлеца, убившего Готтфрида, пристрелившего его без всякой
причины, как собаку, значит эта история с англичанином была страшным преступлением.
Понимаешь ты это? – Да, – сказал я.
– А теперь иди домой. Я хочу довести дело до конца. Это как стена. Не могу идти дальше,
пока не свалю ее.
– Я не пойду домой, Отто. Уж если так, останемся вместе.
– Ерунда, – нетерпеливо сказал он. – Ты мне не нужен. – Он поднял руку, заметив, что я
хочу возразить. – Я его не прозеваю! Найду его одного, без остальных! Совсем одного! Не бойся.
Он столкнул меня с сиденья и тут же умчался. Я знал – ничто не сможет его удержать. Я
знал также, почему он меня не взял с собой. Из-за Пат. Готтфрида он бы не прогнал.

---