Тоталитаризма

частью Хасанходжаев, преподаватель Нигматов Хикмат, 
Бахшулла Ходжаев — руководитель управления средними 
школами Рафиков, главный инспектор Хамидов и др. были 
репрессированы.
Так, 
наряду 
с 
названными 
деятелями 
народного 
просвещения, видной фигурой в составе руководящих 
работников Наркомпроса, 
подвергнувшейся репрессиям, 
стал Усманхан Ишанходжаев. После ареста осенью 1937
г. ему было предъявлено обвинение в том, что «будучи 
членом коллегии Народного Комиссариата просвещения, 
а в последствии Секретарем Ташкентского обкома партии и 
Народным Комиссаром просвещения Туркреспублики, он, как 
член националистической организации «Миллий Иттиход» 
последовательно проводил в жизнь её установки, получаемые 
через Рахимбаева и Тюракулова», которые якобы сводились 
«к насаждению в соваппарате кадров националистического 
элемента; захвату руководящих постов в партийном и советском 
аппарате членами организации «Миллий Иттиход»; сохранению 
в органах просвещения «буржуазных националистов», а также 
«противодействие советской системе образования».
185

---

По делу У. Ишанходжаева также были привлечены 
Захретдин Аглям, Ахунди, Эльбек, Саид Ахмед Назиров и 
другие представители национальной интеллигенции.
В декабре 1937 г. — 9 января 1938 г. Совнарком и ЦК КП 
(б) Узбекистана приняли руководящее постановление «О 
мероприятиях по ликвидации последствий вредительства 
в системе Наркомпроса УзССР», где говорилось: «...Враги 
народа, разведчики иностранных государств — А. Икрамов, 
Ф. Ходжаев, Рамзи, Бату, Карамов, Цехер, Манжара через 
своих ставленников в Наркомпросе УзССР Усманова, Рузиева, 
Сорокина, Кожухова нанесли трудящимся Узбекистана 
огромный вред в области народного просвещения. Они всеми 
мерами пытались оторвать узбекский народ от передового 
носителя социалистической культуры — великого русского 
народа, отравить молодёжь ядом национализма... Они, с одной 
стороны, сдерживали изучение русского языка в узбекских 
школах, лишая возможности изучать произведения Ленина 
и Сталина по первоисточникам, с другой стороны, сорвали 
перевод произведений классиков марксизма-ленинизма на 
узбекский язык».
Данное постановление обернулось гонениями против 
рядового учительства. Например, в 1938—1939 учебном году 
были отстранены от работы в школе более 10% учителей, 
что болезненно сказалось на качестве учебно-воспитательной 
работы.
Репрессии, охватившие высшее звено управления системой 
образования, изначально захватили все её подразделения.
Так, ещё в 1929 г. видный просветитель Муннавар Кори, 
наряду с обвинением в участии в «националистической 
организации», был осуждён зато, что выступал за необходимость 
действенной коренизации школьного дела, перевода обучения 
в национальных школах на местные языки.
В 1930 г. органами ОГПУ оказалось искусственно раздуто 
дело против подпольной антисоветской группы «Асосий конун 
Дустлари» («Друзья основ конституции»), основанной в сентябре 
1930 г., целью которой являлось достижение Узбекистаном
186

---

государственной независимости. По делу одновременно 
проходили студенты экономического факультета САГУ 
Агзам Афзалов, Сабир Турсунов, студент САХИПИ Дильшод 
Сулейманов и выпускник рабфака, брат Бату — Ситдык Ходиев. 
Им ставились в вину резкая критика национальной политики 
советской власти, которая, по их утверждению, «ничем не 
отличалась от колониальной политики империи», требования
о реальном воплощении конституционного права на свободное 
национально-государственное самоопределение узбекского 
народа, осуждение вздувшей волны арестов представителей 
национальной интеллигенции, сопровождаемой истреблением 
национальных кадров.
Ширились карательные меры и в системе средних 
специальных и высших учебных заведений. Например, в 
декабре 1932 г. была арестована группа педагогов и учащихся 
сельскохозяйственных техникумов г. Самарканда.
Интеллигенцией обоснованно критиковалась политика 
внедрения классового принципа в литературу и искусство, 
а так же экономическая политика компартии, особенно в 
сфере аграрного производства, в частности коллективизация 
с её последствиями, насаждаемая монокультура хлопчатника 
и др.
Ещё больший размах приобрела практика политических 
репрессий во второй половине 30-х гг., когда поиск «классовых 
врагов» 
принял 
тотальный 
характер. 
Соответственно 
ужесточились и меры наказания, всё чаще выносился приговор
— расстрел.
Одним из таких широко разрекламированных явилось «дело» 
учителя литературы Отдела узбекизации при Кокандском 
ГорОНО Ашурали Захири, арестованного в сентябре 1937 года. 
Это дело — яркий образец идеологической схемы карательных 
действий властных структур по нагнетанию атмосферы 
обострения «классовых боёв».
Документальные источники свидетельствуют, что Захири 
отклонил многие выдвинутые против него обвинения, 
особенно по последним инкриминированным эпизодам. Тем
187

---

не менее, в срочном порядке он был осуждён и 28 декабря
1937 г. расстрелян.
По аналогичному сценарию были скроены дела арестованных 
в сентябре 1937 г. учителя средней школы г. Самарканда и 
учителя женской средней школы г. Халкабада и др.
Документальные 
источники 
свидетельствуют, 
что 
подобная практика грубой фальсификации и надуманных 
наговоров носила повсеместный характер. Ведь правящие 
верхи 
Союза 
настойчиво 
требовали 
«материального» 
подтверждения сталинской формулы «обострения классовой 
борьбы». Действовал даже план-развёрстка по привлечению к 
«пролетарскому суду» «замаскировавшихся врагов». Причём, 
он регулярно пересматривался в сторону динамичного роста 
количественных показателей. Например, ЦК ВКП (б) принял 31 
января 1938 г. специальное секретное постановление, в котором 
определялось дополнительное число подлежащего репрессиям 
«активного антисоветского элемента» по краям и республикам 
страны. Касаясь Узбекистана, он включал 1500 человек.
Подобным 
способом 
конструировались 
практически 
все раздуваемые тогда судебно-политические процессы, 
основанные на моральном и физическом подавлении людей, 
нацеленные на нагнетание атмосферы раболепия, укрепления 
государственного абсолютизма и имперских опор советского 
строя. При этом формулировка «классовая угроза» намеренно 
ужесточалась. Так, широко распространенные в Узбекистане 
обвиненияв «буржуазномнационализме» всё теснее увязывались 
с «террористической деятельностью» и «шпионажем». Поводом 
к навешиванию ярлыка «агент международного капитала» 
могло послужить знание любого иностранного языка, 
пребывание за границей даже в досоветское время, обучение 
в зарубежных странах, которое ещё в начале 20-х гг. XX в. 
допускалось и др.
Например, в октябре 1937 г. был арестован преподаватель 
Мумин Туляганов, обучавшийся в свое время в Берлине. 
Он обвинялся в том, что в период учёбы «вступил в 
контрреволюционную организацию «Озод Туркестон».
188

---

Основываясь на надуманных обвинениях во вредительстве 
и буржуазном национализме, по-существу подвёргся разгрому 
весь преподавательский коллектив ТашГПИ. В частности, 
репрессиям подверглись ректор Заргаров, проректор Романов, 
преподаватели Аббасалиев, 
Бабаев, 
Нурматов, 
Расулов, 
Шамсиев и другие. Студентка Самигулина была исключена 
из института за «антисоветские высказывания». Были изъяты 
программы и учебники по истории узбекского языка. Во время 
«очищения от контрреволюционной скверны» Ташкентскому 
педагогическому институту было присвоено имя главного 
чекиста страны тех лет — Ежова.
Под категорию «вредительства» в вузах подводили 
организацию новых кафедр и факультетов, где потом 
оказывалось недостаточно преподавателей или была бедной 
учебно-материальная 
база. 
Руководством 
Наркомпроса 
проводились проверки в учебных заведениях по различным 
аспектам учебно-воспитательного процесса. При этом «летели 
с плеч головы» добросовестных работников, виноватых лишь в 
том, что научная и учебно-материальная база высшей и средней 
специальной школы была ещё чрезвычайно бедной. Под лозунг 
борьбы с «вредителями» и «врагами народа» подводились 
документы, полные трескучих псевдопатриотических фраз, 
фактически дезорганизирующих нормальную работу учебных 
заведений. В результате и без того чрезвычайно бедная 
квалифицированными кадрами система подготовки учителей, 
преподавательский состав вузов и техникумов понесли 
серьёзный урон. Так, в Хивинском педтехникуме были сняты 
с работы «по социальным мотивам» Д. Бакиров — как сын 
ахуна, Ю. Ахмедов — за «идеологическую невыдержанность»
— совершение намаза; С. Артыков — из семьи «крупного 
духовника» и т.д. 
Они обвинялись в «искривлении 
классовой линии в преподавании», применении «буржуазно­
реформистских методов».
Политическая 
подкладка 
была 
подведена 
и 
под 
«разоблачение псевдонауки» — педологии. Ещё недавно 
превозносившиеся до небес рекомендации педологов были
189

---

объявлены «буржуазным извращением» и авторов работ 
по педологии заставляли каяться во всех смертных грехах, 
а студентов — «разоблачать» их с позиций пролетарской 
принципиальности. Подобному разгрому подвёргся, к 
примеру, профессор Бендриков, автор известных работ по 
истории народного образования в Узбекистане. На него 
обрушилась волна критики со стороны ортодоксально 
настроенных преподавателей и студентов, которые обвиняли 
заслуженного учёного в том, что он «допускал возможным 
учиться у наших врагов».
Волна сталинских репрессий захлестнула также Узбекский 
научно-исследовательский институт педагогики, в задачу 
которого входила разработка актуальных проблем педагогики, 
новых учебных программ, учебников и методических 
пособий, оказание помощи в подготовке и совершенствовании 
педагогического 
мастерства 
преподавательского 
корпуса 
республики. Во второй половине 30-х гг. были «разоблачены» 
и 
объявлены 
«врагами 
народа» 
многие 
талантливые 
национальные педагоги. В их числе Башула Ходжаев, Гиязов, 
Ашрафи, Шамсутдинов и др.
В период 40-х гг. XX в., особенно после вступления СССР 
в советско-германскую войну, волна репрессий в системе 
народного образования спала, но механизм политических 
гонений продолжал действовать.
Как и описанные выше дела, обвинения против бухарских 
педагогов были огульными. По сути, главными пунктами 
обвинения явилось то, что во время гапов их участники 
«высказывали сожаление по поводу ареста писателей Абдуллы 
Кадыри, Фитрата, Чулпана, восхваляли их произведения». 
А также пытались разобраться в причинах неожиданного 
отступления советских войск в первых оборонительных боях.
Итак, следует подчеркнуть, что в рассматриваемый 
период 
политический 
террор 
явился 
неотъемлемой 
составной тоталитарной трансформации системы народного 
образования. Он облекался в разные формы: меры по 
ликвидации традиционного конфессионального образования
190

---

и 
силовому закреплению монополии советской школы; 
принудительные 
методы 
по 
осуществлению 
реформы 
национальной письменности, в ходе которой дважды за 
короткий срок сменился алфавит; тотализация учебно- 
воспитательного процесса в учебных заведениях, внедрение 
классового принципа в систему подготовки будущих учителей 
и иных категорий специалистов в вузах и техникумах; разгул 
массовых репрессий.
Все эти акции, идейно вытекающие из ленинской доктрины 
«культурной революции», были нацелены на подавление 
национального самосознания, уничтожение независимого 
мышления, на отформовку преданных коммунистическому 
режиму молодых поколений, отчуждённых от духовно­
нравственных корней своего народа и призванных твёрдо 
воплощать чуждые своим духовным ценностям идеи.