Тысячеликий герой

3. Женщина как искусительница 
Мистический брак с царственной богиней мира символизирует полное
господство героя над жизнью; ибо женщина есть жизнь, а герой есть
познавший ее господин. А испытания героя, в результате которых он обрел
опыт и совершил подвиг, символизировали те кризисы осознания,
благодаря которым его сознание расширилось и оказалось в состоянии

---

вынести полное обладание матерью-разрушительницей, его суженой. С
этим он узнает, что он и отец едины: он занимает место отца.
Таким образом, проблема, представленная в пограничной ситуации,
может показаться далекой от интересов обычных людей. Тем не менее
всякая неспособность справиться с жизненными коллизиями, в конечном
счете, должна быть отнесена на счет ограниченности сознания. Войны и
вспышки раздражения являются паллиативами невежества; раскаяние —
слишком поздно пришедшим озарением. Весь смысл повсеместно
распространенного мифа о пути героя заключается в том, что он должен
служить общим примером для всех мужчин и женщин, независимо от их
социального статуса. Поэтому он сложен из самых общих образов. Человек
должен только определить свое собственное местоположение относительно
этой общей человеческой формулы, а затем с ее помощью преодолеть
сдерживающие его ограничения. Где и кто они, его великаны-людоеды?
Это нерешенные загадки его собственной человеческой сущности. Что есть
его идеалы? Это знаки его постижения жизни.
В кабинете современного психоаналитика этапы героической
авантюры снова и снова обнаруживаются в сновидениях и иллюзиях
пациента. С психоаналитиком в роли помощника, жреца инициации,
постигаются бездны неведения о своей душе. И всегда после первых
треволнений в самом начале приключение оборачивается путешествием во
тьму, ужас, к отвращению и фантасмагорическим страхам.
Сущность этой любопытной коллизии заключается в том, что наши
сознательные представления о том, какой должна быть жизнь, редко
соответствуют тому, какая она действительно есть. Как правило, мы
отказываемся признать в себе или в наших ближних обилие того давящего,
обороняющегося, 
зловонного, 
плотоядного, 
развратного 
нервного
возбуждения, которое составляет самую суть органической клетки. Мы
склонны скорее все приукрашивать и истолковывать по-своему; всячески
убеждая себя, что все ложки дегтя в бочке меда, все волоски в супе
являются виной кого-то другого, неприятного и отталкивающего.
Но когда нас внезапно осеняет или мы просто не можем не заметить,
что все, что мы думаем или делаем, неизменно несет на себе печать плоти,
тогда мы, как правило, переживаем отвращение: жизнь, явления жизни,
органы жизни, в частности, женщина как великий символ жизни — все это
становится невыносимым для чистой души.
О, если б этот плотный сгусток мяса
Растаял, сгинул, изошел росой!

---

Иль если бы предвечный не уставил
Запрет самоубийству! Боже! Боже!
Так восклицает великий герой своего времени, Гамлет:
Каким докучным, тусклым и ненужным
Мне кажется все, что ни есть на свете!
О мерзость! Это буйный сад, плодящий
Одно лишь семя; дикое и злое
В нем властвует. До этого дойтиПростодушный восторг Эдипа от первого обладания царицей
превращается в агонию духа, когда он узнает, кто эта женщина. Как и
Гамлета, его постоянно преследует моральный образ отца. Подобно
Гамлету, он отворачивается от прелестей мира и ищет во тьме царство
иное, более высокое, чем это, отравленное кровосмешением и изменой,
управляемое погрязшей в роскоши и пороках матерью. Ищущий жизнь за
гранью жизни должен пройти мимо нее, преодолеть искушения ее зова и
подняться ввысь, в чистый и беспредельный эфир.
И многократно, ясно бог воззвал:
Эдип, Эдип, что медлишь ты идти?
И так уже ты запоздал намного!
Там, где это отвращение Эдипа-Гамлета не перестает терзать душу,
там мир, тело и прежде всего женщина становятся символами уже не
победы, а поражения. Тогда монашеско-пуританская, отрицающая все
мирское этическая система радикально и немедленно преображает образы
мифа. Герой уже больше не может оставаться в невинности с воплощенной
богиней, ибо она стала царицей греха.
«До тех пор, пока человек не отрешился от этого похожего на
труп тела, — пишет монах-индуист Шанкарачарья, — он
является нечистым и страдает как от своих врагов, так и от
рождения, болезни и смерти; но когда он думает о себе как о
Чистом, как о сущности Добра и как о Недвижимом, он

---

становится свободным... Отбросьте прочь ограничение тела,
которое инертно и развратно по своей природе. Не думайте
больше о нем. Ибо вещь, которую изрыгнули наружу (как вы
должны были вытолкнуть наружу ваше тело), может вызвать
лишь отвращение, едва снова подумаешь о ней.
Эта точка зрения знакома Западу по житиям и писаниям святых.
«Когда святой Петр увидел, что его дочь Петронилла
слишком красива, он стал молить Бога о милости, чтобы она
заболела лихорадкой. Однажды, когда его ученики были подле
него, Тит спросил: «Ты лечишь все недуги, почему ты не
сделаешь так, чтобы Петронилла поднялась с постели?» И Петр
ответил ему: «Потому что я доволен ее состоянием». Это никоим
образом не означает, что не в его власти было излечить ее; ибо
тут же он сказал ей: «Встань, Петронилла, и поторопись
обслужить нас». И девушка, излечившись, встала и подошла,
чтобы прислужить им. Но когда она закончила, ее отец сказал ей:
«Возвращайся в постель, Петронилла!» Она вернулась, и ее тут
же охватила лихорадка. Позднее же, когда она стала совершенной
в своей любви к Богу, ее отец вернул ей совершенное здоровье.
В ту пору благородный господин, по имени Флакк,
пораженный ее красотой, пришел просить ее руки. Она ответила:
«Если ты хочешь жениться на мне, то пришли девушек, чтобы
они проводили меня к твоему дому». Но когда девушки прибыли,
Петронилла тотчас стала поститься и молиться. Получив
причастие, она снова слегла в недуге и спустя три дня отдала
свою душу Богу.
«В детстве святой Бернар Клервосский страдал от головных
болей. Однажды к нему пришла молодая женщина, чтобы своими
песнями облегчить его страдания. Но возмущенный ребенок
выпроводил ее из комнаты. И Бог вознаградил его за такое
рвение; ибо он тут же встал со своей постели и был исцелен.
Извечный враг человека, увидев в юном Бернаре такое
устремление к целомудрию, постарался расставить для него
ловушки. Однако, когда однажды юнец, подстрекаемый дьяволом,
все-таки задержал свой взгляд на женщине, ему вдруг стало
стыдно за самого себя, и он вошел в ледяную воду пруда для

---

искупления и оставался там, пока не продрог до костей. В другой
раз, когда он спал, в постель к нему легла обнаженная девушка.
Бернар, заметив ее, молча отвернулся от нее, уступив таким
образом ей часть своего ложа, и снова уснул. Лаская и
поглаживая его некоторое время, несчастная вскоре настолько
устыдилась своего поступка, несмотря на все свое бесстыдство,
что вскочила с кровати и бежала, полная отвращения к самой себе
и восхищения перед юношей.
Опять же, когда однажды Бернар вместе со своими друзьями
воспользовался гостеприимством одной богатой госпожи и
остался в ее доме, она, увидев его красоту, воспылала страстью к
нему. Ночью она поднялась со своего ложа и легла рядом с
гостем. Но он, как только почувствовал кого-то рядом с собой,
начал кричать: «Воры! Грабители!» После чего женщина сразу же
убежала, весь дом поднялся на ноги, зажгли фонари, и все
бросились на поиски грабителя. Но так как никого не нашли, все
вернулись в свои постели и уснули, кроме той самой госпожи,
которая, будучи не в силах сомкнуть глаза, снова поднялась и
юркнула в постель к своему гостю. Бернар опять стал кричать:
«Воры!» И снова поднялся крик, и начались поиски. И даже
после этого хозяйка дома в третий раз предприняла попытку и
вновь была отвергнута; после чего она наконец отказалась от
своей порочной затеи, либо по причине страха, либо отчаявшись
добиться успеха. На следующий день в дороге спутники Бернара
спросили его, почему ночью ему так навязчиво снились воры. И
он ответил: «Мне действительно пришлось отражать нападения
вора; ибо хозяйка пыталась лишить меня сокровища, потеряв
которое я бы уже никогда не обрел его вновь».
Все это убедило Бернара в том, что жить рядом со змеей
опасно. Поэтому он решил уйти от мира и вступить в
монашеский орден цистерцианцев.
Однако даже монастырские стены и уединение пустыни не могут
защитить от женского присутствия; ибо до тех пор пока плоть отшельника
облекает его кости и пульсирует жизнью, мирские образы всегда готовы
возмутить его разум. Святого Антония, который предавался аскезе близ
египетских Фив, смущали сладострастные галлюцинации — дело рук
демонов-искусителей, привлеченных магнетизмом его одиночества.
Видения такого рода, с чреслами неотразимой привлекательности и

---

персями, взывающими к прикосновению, на протяжении всей истории
монашества не покидали пристанищ отшельников. «Ах, прекрасный
отшельник! прекрасный отшельник!.. Положи палец на мое плечо, — и
точно огненная струя пробежит по твоим жилам. Обладание малейшей