Смысл и назначение истории. Пер с нем

П я т а я л е к ц и я 
ФИЛОСОФИЯ И НЕФИЛОСОФИЯ 
Философская истина — не единственная в мире. До сих пор она 
нигде не была той формой истины, в которой жило большинство 
человечества. Но в философствовании заключена открытость 
каждому образу жизни не только для того, чтобы его понять, но 
и признать в его истине. 
Однако при этом философия наталкивается на границы жизни 
и мышления человека, которые, по всей видимости, истоки веры, 
а без них теряется и содержание философии. Такое мышление, 
которое выступает в качестве философии, считает себя филосо­
фией и признается в качестве философии другими, мы назы­
ваем нефилософией. Нефилософия обращается в обличье фило­
софии против философии. Поскольку она означает отрицание 
философии, философия должна посредством своего мышления 
защищаться от нее. Это — не заблуждение внутри философст­
вования, которое может быть исправлено правильным понима­
нием, но принципиальное заблуждение при полном отрицании, 
которое в своих ясных эрзац-образах, заменяющих философские, 
может показаться позитивным. Исправить ее можно возрожде­
нием приходящего к себе самому в мышлении и тем самым дарую­
щего себе себя человека. Видимость философствования проходит 
широким потоком через историю. Каждый философствующий 
проходит через эту видимость. Философствующий человек при­
ходит к осуществлению себя посредством преодоления посто­
янного наличия нефилософии в нем самом. 
Неверием мы называем каждую позицию, которая пребывает 
в предполагаемой абсолютной имманентности при отрицании 
трансценденции. Возникает вопрос, что же такое эта имманент­
ность. Неверие утверждает: наличное бытие — реальность — мир. 
Но наличное бытие есть лишь исчезающее настоящее; неверие 
обращается к нему в своем утверждении становления и види­
мости как таковой. Реальность как бы отступает, когда я хочу 
познать ее саму по себе и в целом; неверие охватывает ее в абсо­
лютизации частных реальностей. Мир не замкнут, не доступен 
обозрению, он — идея; для неверия он ошибочно становится 
предметом в замкнувшейся картине мира. Короче говоря, неве­
рие живет в видимости, в изолированных реальностях, в картинах 
мира. 
Неверие никогда не достигает бытия, но оно вынуждено до­
пускать замену бытия в содержании суеверия. Оно признает толь­
ко имманентность, но этим искаженным способом ему приходится 
допускать и значимость трансценденции. 
Многообразность нефилософии словно являет себя в формах 
неверия. Они считают себя верой, или знанием, или созерцанием. 
Они ссылаются на непосредственное восприятие и на основания. 
Остановлюсь на трех примерах философского неверия, на де-
477 

---

монологии, обожествлении человека, нигилизме. Они встречаются 
нам открыто и тайно. Они столь тесно связаны друг с другом, что 
один образ подобного неверия сразу же вызывает другой. Их 
необычайно трудно постигнуть, ибо они не допускают окончатель­
ного определения. В своем выражении они, неосознанно и обма­
нывая самих себя, пользуются всеми средствами философии. 
Пытаясь их характеризовать, мы быстро приходим к неправиль­
ным определениям. Ибо мы проводим определенные линии в, 
по существу, все время преобразующейся, меняющейся, самой 
себе противоречащей, непредвиденной в своей агрессивности 
путанице. Перед нами противник, который не постигается ясно. 
Мистагогия * в демонологическом созерцании соединяется с 
сотворением кумиров в людях, которым подчиняются, и с нигилиз­
мом, с помощью которого все это затем стирается. 
Характеристики, которые я пытаюсь здесь д а т ь , — это идеально 
типические конструкции возможностей, свойственных всем нам. Но 
каждый человек всегда есть нечто большее и прежде всего сам 
содержит в себе возможность веры, преодолевающей эти виды 
неверия. В самих же этих видах неверия все-таки скрыта некото­
рая истина, о которой нам следует помнить.