|
лат.
)
.
471
— любовь как основная действительность вечного в человеке;
— действие — внешнее и внутреннее поведение — как утверж
дение человека;
— идеи миропорядка, хотя и исторически безусловные, но
лишенные в проявлении абсолютности и исключительной значимо
сти;
— незамкнутость созданного мира, его неспособность само
достаточного существования, несостоятельность всякого порядка
на границах;
— узнавание крайнего;
— последнее и единственное прибежище у Бога.
Как бледно все сказанное перед лицом подлинной религиоз
ной действительности! Как только мы приступаем к рассмотрению
этого вопроса, мы сразу же попадаем в сферу философской
веры. Обновление религиозной веры из истоков невольно рас
сматривается нами как обновление скрытой в религиозности фило
софской веры, как превращение религии в философию (или фило
софскую религию). Однако это, безусловно, не будет путем всего
человечества, хотя, быть может, и будет путем немногих.
Философ, безусловно, не может указывать теологам и церквам,
как им следует поступать. Философ может лишь надеяться на
участие в разработке предпосылок. Он хотел бы помочь подгото
вить почву и сделать ощутимым пространство духовной ситуации,
в котором должно расти то, что он создать не может.
То, что уже в течение полувека высказывает все большее чи
сло людей, быстро забывается, несмотря на то что это начинают
повторять все: возникает новая эпоха, которая подвергнет всех
людей вплоть до последнего индивида такому радикальному
изменению, которого еще не знала история. Поскольку же преоб
разование реальных условий жизни достигает такой глубины,
изменение достоверности религиозных форм должно соответст
венно идти глубже, дабы придать новому такой образ, который
сделает его приемлемым и одушевленным. Следует ожидать
преобразования того, что мы называли материей, одеждой, явле
нием, языком веры, причем преобразования столь же глубокого,
как преобразование всего остального в нашу эпоху, в противном
случае вечная истина библейской религии исчезнет из поля зре
ния человека; он не будет больше знать ее и трудно вообразить,
чт
о
может занять ее место. Поэтому необходимо приступить к
воссозданию вечной истины, которое достигнет последних исто
ков и, не заботясь об исторической преходящести, доведет эту
истину, выраженную новым языком, до явления.
Философ здесь только наталкивается на вопросы, найти от
вет на которые он не может, хотя и знает, что будущее, несомнен
но, даст этот ответ. Вопросы эти таковы:
— Какие догматы следует отбросить, поскольку они в самом
деле стали чуждыми современному человеку и не представляются
472
ему правдоподобными? Даже если сначала умолчать о необходи
мости отбросить некоторые догматы, мыслящий человек, безуслов
но, спросит, в какие догматы больше не верят даже религиозные
люди?
— Где та прочная религиозная почва, которая сохранится?
— Существует ли нечто абсурдное, которое в качестве содер
жания веры и сегодня приемлемо и даже требуется? Можно, по
жалуй, считать, что способность принимать на веру даже самый
грубый абсурд поразительным образом увеличилась в современ
ном человеке. Он так легко поддается суеверию. Но там, где
есть суеверие, победить может только вера, не наука. Какой
абсурд может еще служить сегодня обязательным признаком
подлинного содержания веры?
— Когда совершится преобразование всех догматов, кто со
вершит его?
— Господствует ли еще сегодня в народных массах представ
ление о значении церковных обрядов как выражении безусловной
веры? Или народные массы в своей способности отдаваться вере
вплоть до мученичества должны вновь воспламениться содержа
нием новой, действительно подлинной истины? Или, наконец, в
самом деле сознательное лицемерие тех, кто по своему духу
превосходит остальных, служит — как полагал Платон — усло
вием формирования масс и передачи даже глубочайших истин?
Не думаю. Какая же ложь стала бы сегодня неминуемой и дейст
венной? Безусловно, не та, которая стала бы таким образом
носительницей истины.
Мы вновь сознаем, что с помощью подобных вопросов не до
стигаем того, что, собственно, важно. Это недоступная философу
религиозность, которая, как считают, должна уже быть в нали
чии. Ее нельзя ни планировать, ни созерцать извне. Значение
культа, обрядов, празднеств, догматической достоверности свя
щенников теряется при философском рассмотрении. Следует ли
считать это веским возражением против философии вообще?
Является ли идея философской веры и сегодня, как во все пре
дыдущие времена, лишь пустой иллюзией? Так говорят. Я этому
не верю.
То, что философ говорит о религии, не просто недостаточно.
По-видимому, он и не может проникнуть в религию, говоря
о ней.
Философии присущ импульс постоянного расширения ее гори
зонта. От определенного вероисповедания она переходит к всеобъ
емлющей библейской религии, от нее — к истине во всех религиях.
Но при этом она теряет то, что характеризует подлинную религию.
Полагая, что расширением до универсального можно проник
нуть в глубины религии, философия теряет конкретность религии.
Видя, что эта конкретность сообща исповедуемой, согласно
определенной традиции, веры есть необходимый образ религии,
философия сама далека от нее, ибо не может совершить и даже,
собственно говоря, понять то, что она видит.
473
Принимая или отрицая религию, философия в действительно
сти обособляется от религии, но таким образом, что при этом
постоянно занимается ей.
а ) Ф и л о с о ф и я з а щ и щ а е т б и б л е й с к у ю р е л и г и ю .
Западная философия не может игнорировать того, что ни один
крупный философ, вплоть до Ницше, не философствовал без
основательного знания Библии. Это не случайно. Повторяем:
Do'stlaringiz bilan baham: |
