Screw it, let’s do I

87

88

К черту всё! Берись и делай!

У нас оставалось от силы несколько минут. Подняв голову, я по- смотрел на люк, мысленно репетируя свои действия: одна рука на ребре люка, шаг наружу — и прыжок во тьму. Инстинктивно я ощупывал свой парашют. Потом повернулся к Перу, чтобы убе- диться, что он не забыл надеть свой. Пер, не отрываясь, смотрел на альтиметр. Стрелка неумолимо двигалась вниз.
У нас оставалось всего тысяча восемьсот метров в кромешной
тьме — нет, уже тысяча семьсот. Если Алекс провозится навер- ху еще одну минуту, нам останется всего тысяча метров. Я по- дошел к люку и выглянул наружу, стравливая крепежный трос и наблюдая за Алексом, пытавшимся забраться на самый верх капсулы. Вокруг царила тьма и леденящий холод. Земли не было видно. Телефон и факс звонили не умолкая. Все, должно быть, сходили с ума, пытаясь понять, что у нас происходит.
— Один ушел! — прокричал Алекс.
— Тысяча сто метров, — сказал Пер.
— Еще один! — крикнул Алекс.
— Тысяча метров.
— Еще один!
— Восемьсот семьдесят, семьсот двадцать…
Был поздно покидать монгольфьер. Прыгнув, мы неминуемо
разбились бы о скалы, рвавшиеся навстречу нам.
— Назад в капсулу! — заорал Пер. — Быстро!
Алекс буквально влетел внутрь.
Мы обхватили друг друга. Пер потянул за рычаг, высвобож-
давший топливный бак. Если бы механизм заело, то через мину- ту мы погибли бы наверняка. Бак полетел вниз, а монгольфьер внезапно дернулся и остановился. Ощущение было такое, слов- но кабина лифта ударилась о землю. Нас вжало в сиденья, а моя голова ушла в плечи. Потом шар начал подниматься. Мы смотре- ли на альтиметр. Семьсот восемьдесят метров, восемьсот десять, восемьсот сорок… Теперь мы в безопасности. Через десять минут набрали уже девятьсот метров, а монгольфьер все продолжал

6. Цени мгновение

подниматься к ночному небу. Я опустился на колени рядом с Алексом и обнял его.
— Слава Богу, что ты с нами, — сказал я. — Без тебя мы уже погибли бы.
Говорят, что перед взором умирающего человека в последние секунды пролетает вся его жизнь. Со мной ничего подобного не произошло. Когда мы летели вниз к своей судьбе — полых- нуть огненным шаром в Атласских горах — и я был уверен, что мы погибнем, единственное, о чем думал, так это о том, что если доведется выжить, никогда ни на каком шаре летать не буду.
Всю ночь мы бились с тем, чтобы хоть как-то управлять мон- гольфьером. Перед самым рассветом уже подготовились к при- землению. Внизу была алжирская пустыня — не самое госте- приимное место во все времена, и уж тем более, когда страна погружена в хаос гражданской войны.
Пустыня мало напоминала пейзаж с желтым песком с мяг- кими холмами дюн, знакомый нам по фильмам типа «Лоуренс Аравийский». Голая земля была красной и усеянной торчащими скалами — безжизненной, словно поверхность Марса. Скалы торчали остриями вверх, как термитники. Мы с Алексом сиде- ли на крыше капсулы, очарованные великолепным зрелищем рассвета над пустыней. Мы понимали, что можем и не увидеть наступившего дня. От этого восходящее солнце и постепенно прогревавшийся воздух казались еще более драгоценными. Видя скользящую по пустынной поверхности тень монгольфье- ра, было трудно поверить, что это та же самая машина, которая ночью камнем неслась навстречу Атласским горам.
Оставшиеся топливные баки загораживали иллюминатор Пера, и Алекс давал ему указания. На подлете к земле Алекс крикнул:
— Линия электропередачи впереди!
Пер прокричал в ответ, что мы находимся посреди Сахары,
и никаких линий электропередачи здесь быть не может.