|
Изобразительное искусство: вчера, сегодня, завтра
Одним из объективных достижений советского периода была графика. Само по себе
определение этого термина как отдельной категории (даже вида) искусства пришлось на вре-
мя предреволюционное, а уже в 1920-е гг. оно было закреплено в системе художественного
образования [6; 7]. Знаменательным итогом было открытие после войны в ленинградском
Институте имени И. Е. Репина факультета графики на базе графической мастерской жи-
вописного факультета. Такого не было в остальном мире: термины, которые происходят
от того же греческого слова graphikos, в зарубежном варианте сводятся к более узкой кон-
нотации, подразумевая отдельные печатные техники, в то время как в нашей стране в XX в.
произошло обоснование графики как особой категории художественного мышления. С од-
ной стороны, графика вбирала себя также искусство плаката, которое в основном питалось
идеологическими токами, но что касается графики станковой и книжной, то здесь в большей
степени действовали профессиональные законы.
Расцвет книжной графики после революции был связан с разными по своей направлен-
ности факторами, ни один из которых не был решающим. Так, до революции считалось, что
Петербург более расположен к графичности, и поэтому не случаен расцвет именно в этом го-
роде «искусства черного и белого», как иногда называли графику. В основном этот расцвет
ассоциировался с мастерами «Мира искусства», которые вдохновлялись европейской и рус-
ской гравюрой XVIII – первой половины XIX в., а также достижениями современной, прежде
всего английской, графики с ее вниманием к эстетике образа. Другим источником был рус-
ский авангард, одним из самобытных проявлений которого были «заумные гниги», свое-
образный отклик на эксперименты итальянских футуристов. Ни тот ни другой источник
не предполагал того развития, которое случилось в уже новой, советской книжной графике
в 1920-е гг. В это десятилетие на художественную сцену вышли художники, мало связан-
ные с предреволюционным контекстом, представители уже новой культуры. Они с доста-
точной свободой и энтузиазмом подошли к своим задачам, и, можно сказать, уравновесили
в своем творчестве авангард и традицию. Это было нечто невиданное и непредсказуемое,
во всяком случае не имеющее аналогов в любой другой стране, если иметь в виду масштаб
явления и независимость его от требований рынка.
Государственное обеспечение книгоиздания было очевидным достижением советской
эпохи, и если не брать во внимание выпуск идеологически необходимых книг, брошюр и со-
браний сочинений советских вождей, конъюнктурных писателей и политически ангажиро-
ванных публицистов, то этот процесс развивался так, как это должно было быть. Именно
в графике, уже в первое десятилетие советской власти, модернизм приобрел форму инсти-
туционализации, позволявшую акцентировать формальную сторону творчества в синтезе
с иллюстрированием сюжета.
Ситуация, конечно, была отнюдь не безоблачной, и своеобразным итогом первого рас-
цвета книжной графики был выпуск отвратительной статьи «О художниках-пачкунах», опу-
бликованной в 1936 г. в газете «Правда» и затем вошедшей в печально известный сборник
«Против формализма и натурализма в искусстве». Достижения раннего советского искус-
ства, казалось, были отменены на официальном уровне, но это вовсе не отменяло достиг-
нутого уровня технического развития как иллюстрированной, художественной книги, так
и графики в целом. Новое пробуждение новаторской графики началось в 1960-е гг., в период
новой модернизации официального искусства и появления «второго авангарда» в альтерна-
тивных формах художественной культуры.
К этому времени у международного модернизма уже была своя история (можно даже
сказать, традиция), были выпущены первые обобщающие труды по истории новых течений
и направлений, появились новые «классики», «старые мастера». Как раз в это время наме-
тилось нечто новое, что вначале воспринималось как протест против «традиционализации»
искусства, как своеобразная критика «модернистского проекта», — то, что через некоторое
255
Do'stlaringiz bilan baham: |
