Книга II. Муад-диб

отравлено было черное лезвие.
Настройка силового щита заняла всего одно мгновение: он помедлил только для того,
чтобы почувствовать легкое жжение около лба — включилось защитное поле.
Эта короткая пауза имела еще одно особое значение, и Фейд-Рота выдержал ее с истинным
артистизмом. Он кивнул людям из группы прикрытия, наметанным глазом оценил их

---

снаряжение — кандалы с острыми, блестящими шипами, дроты с небольшими маленькими
крючками и шесты с крючьями, на которых развевались голубые вымпелы.
Он дал знак музыкантам.
Зазвучал медленный марш, исполняемый в старинной торжественной манере, и Фейд-Рота
во главе своего отряда через всю арену направился к дядиной ложе для ритуального
приветствия. Он поймал брошенный ему символический ключ.
Музыка смолкла.
Во внезапно наступившей тишине он отступил на шаг назад, поднял ключ и громко
выкрикнул:
— Я посвящаю этот знак… — и сделал паузу, зная, что его дядя сейчас думает: 
Этот юный
болван все-таки собирается произнести посвящение леди Фенринг и нарваться на скандал! —
…
моему дяде и покровителю, барону Владимиру Харконнену!
Он с удовольствием увидел, как барон облегченно вздохнул.
Вновь заиграла музыка, на этот раз в ритме быстрого марша, и Фейд-Рота с людьми
развернулись и потрусили обратно, к специальной аварийной двери, которая открывалась
только рукой с повязанной на ней опознавательной лентой. Фейд-Рота гордился тем, что
никогда не пользовался этой спецдверью и редко прибегал к помощи группы прикрытия. Но
сегодня ему было приятно осознавать, что она есть, — его сегодняшние планы были особыми, а
значит, предвещали и особую опасность.
Над ареной снова воцарилась тишина.
Фейд-Рота повернулся лицом к большой красной двери напротив, через которую должен
появиться гладиатор.
Особый гладиатор.
План, разработанный Суфиром Хайватом, был, по мнению Фейд-Роты, восхитительно
прост и безотказен. Рабу не вводили наркотик, это было рискованно. Вместо этого в его
подсознание внедрили ключевое слово, которое в критическую минуту парализует все его
мышцы. Фейд-Рота смачно произнес про себя заветное слово: «Ублюдок!» У публики должно
возникнуть впечатление, что избежавший инъекции наркотика раб проник на арену
умышленно, чтобы убить на-барона. И факт этой вопиющей измены должен был
свидетельствовать против главного надсмотрщика.
Из-за красной двери раздалось негромкое жужжание — заработали открывающие ее
серводвигатели.
Фейд-Рота направил все свое внимание на дверь. Первый момент всегда очень важен.
Появление гладиатора многое может сказать опытному глазу. Предполагалось, что все
гладиаторы проходили обработку наркотиком «элакка», благодаря которому по боевой стойке
раба сразу было видно, как проще его убить. По тому, как он ставит ноги, как уклоняется от
удара, обращает или не обращает внимания на публику. Одно то, как гладиатор держит нож,
могло дать все необходимые данные для правильной атаки.
Красная дверь распахнулась.
Из нее появился высокий мускулистый человек с обритой головой и темными пятнами глаз.
Его кожа была морковного цвета, как от наркотика «элакка», но Фейд-Рота знал, что это всего
лишь краска. На нем было зеленое трико, перехваченное красным поясом полущита. Стрелка на
поясе указывала влево — знак того, что щитом прикрыт левый бок гладиатора. Нож он держал
как меч и стоял, чуть наклонившись вперед, — сразу было видно опытного бойца. Он медленно
вышел на арену и повернулся левым боком к Фейд-Роте и стоявшей у аварийной двери группе
прикрытия.
— Мне что-то не нравится его вид, — сказал Фейд-Роте один из копьеметателей. — Ему в

---

самом деле всадили наркотик, милорд?
— Посмотри на цвет, — ответил Фейд-Рота.
— А стоит как настоящий воин, — заметил другой.
Фейд-Рота сделал два шага вперед, изучая раба.
— Что он сделал со своей рукой? — спросил еще кто-то.
Фейд-Рота обратил внимание на кровавый порез, протянувшийся от левого плеча к самой
кисти гладиатора, который словно указывал на намалеванный кровью грубый рисунок на левом
бедре. На зеленой материи ярко выделялся стилизованный профиль ястреба.
Ястреб!
Фейд-Рота заглянул в глубокие темные глаза и увидел, что они горят огнем, которого ему
еще не приходилось видеть.