десять тезисов о множестве и постфордистском капитализме
четвёртый
день
паоло
вирно
грамматика
множества
радикальную
критику труда; преувеличенный вкус к различи-
ям, или, если угодно, к усилению «принципа индивидуации»;
угасание желания захвата Государства, но предрасположен-
ность (порой, безусловно, жестокую) к защите от Государства,
к расторжению государственных уз как таковых. Нетрудно
распознать коммунистические ориентиры и начала в рево-
люции, произошедшей в 1960–1970-х годах.
Именно поэтому
постфордизм, ставший ответом на эту революцию, дал жизнь
некоему парадоксальному «коммунизму капитала».
150
алексей
пензин
вместо
послесловия
I.
]
«Хоть имя дико…»
Вот уже несколько лет маска Гая Фокса из фильма «V for Ven-
det ta» является примечательным атрибутом политических дви-
жений – анонимных хакеров,
участников Occupy Wall Street,
различных групп активистов, спонтанно формирующихся во
время протестных акций. Мелькание этой маски можно заме-
тить в Москве и других городах. И это не просто отсылка к
вдохновляющей истории киногероя, ценой своей жизни унич-
тожившего тиранию, и не только способ скрыть свое лицо,
избежав полицейской идентификации. Эта маска также не
прием, с помощью которого пытаются
подчеркнуть собствен-
ное отвержение индивидуализма или традиционных форм
политического лидерства, и не меланхолический или злове-
щий знак странного сектантского обезличивания, идущего
наперекор разнообразию современного мира, как могли бы
предположить либеральные оппоненты подобной стратегии.
Не является она и рецидивом набившего оскомину революци-
онного карнавала 1968 года.
Напротив, эта маска выражает
нечто принципиально новое, касающееся политической и со-
циальной реальности последнего десятилетия. Ключевым мо-
ментом в самом фильме является финальная сцена выхода на
площадь большого количества прежде пассивных и аполитич-
ных людей в масках, подобных той,
которую носил сам герой,
V. В этом акте происходит короткое замыкание
одного (героя,
лидера) и
многих (массы возмущенных граждан) – ключевых
категорий традиционной политической теории. И как показы-
вает практика революций в Тунисе и Египте, в наше время
подобное замыкание – через социальные сети и другие со-
временные средства коммуникации – может оказаться оше-
ломляюще эффективным.
151
Любой мобилизации,
опирающейся на новейшие медиа,
предшествует своего рода «массовая интеллектуальность»,
которая в какой-то момент начинает действовать как самосто-
ятельный фактор общественной жизни. Это ставит под вопрос
многие клише о массовом обществе, а также представления
об «иррациональной толпе» как его субъекте. Речь не идет об
известной постмодернистской переоценке массовой культуры,
обнаруживающей в ней «освежающую» витальность и даже
утопический потенциал, но скорее о
выявлении форм жизни и
политической субъективности, которые не могут быть высоко-
мерно отброшены как подражательные или иррациональные.
Одним из способов понимания этого социального и политиче-
ского субъекта в последнее десятилетие стала идея множества.
Если начать с элементарного здравого смысла, множество
означает указание на изобилие и разнообразие чего-либо.
Одновременно данное понятие употребляется как специаль-
ный математический термин, предназначенный для формали-
зации этого неопределенного изобилия.
Интуитивно ясно, что
может означать проекция термина «множество» в социальный
и политический мир. Множество – и не однообразная «масса»
или «толпа», и не «народ» как культурно и идеологически уни-
фицированная общность людей, и не социальный класс в тра-
диционном смысле слова. В чем-то оно близко понятию боль-
шинства (в смысле популярного сейчас политического тэга
«99%») – «вот этих», данных здесь и сейчас «людей», взятых
до всяких их определений и классификаций. В этом значе-
нии оно отсылает к
нулевому уровню общества, его «прими-
тивному» или «естественному» состоянию. При этом именно
сегодня, в состоянии, исторически крайне далеком от «при-
митивного», множественность и многоликость «людей» начи-
нают восприниматься как нечто бросающееся в глаза. С дру-
Do'stlaringiz bilan baham: 
