28
паоло
вирно
грамматика
множества
первый
день
формы страха и защиты
стратегии спасения (нужно лишь вспомнить, к примеру, о
культе некоторых этнических «анклавов»). Диалектика меж-
ду опасностью и бегством от нее разрешается в конце кон-
цов альтернативными формами защиты.
Внушающей страх
защите противостоит
защита второго уровня, способная
быть противоядием против первой. С
исторической и соци-
ологической точек зрения нетрудно понять, что зло выража-
ется именно и исключительно в качестве ужасающего ответа
на рискованность мира, в качестве опасных поисков защиты:
достаточно подумать о передаче своих прав суверену (силь-
ному или опереточному – неважно), о судорожном растал-
кивании других локтями ради собственной карьеры, о
ксе-
нофобии. Можно было бы даже сказать, что по-настоящему
тревожным является именно способ противостояния тревоге.
Повторяю: важна альтернатива между различными стратеги-
ями успокоения, оппозиция между контрастными формами
защиты. Поэтому глупо,
кстати говоря, пренебрегать темой
безопасности или же (еще более глупо) бряцать ею без даль-
нейшего ее анализа (не распознавая в ней, в некоторых ее
отклонениях, настоящей опасности).
В этой модификации диалектики страха
/
защиты укоре-
нен в первую очередь опыт современного (или,
если угодно,
постфордистского) множества.
Многие в качестве
многих –
это те, кто разделяет невозможность «ощущать себя в соб-
ственном доме» и фактически помещает этот опыт в центр
собственной политической и социальной практики. Кроме
того, в способе быть множеством можно невооруженным
взглядом заметить постоянное
колебание между
различны-
ми, иногда диаметрально противоположными стратегиями
успокоения (колебания, которых «народ», будучи един с вер-
ховным Государством, не знает).
29
2.
]
«Общие места» и «General Intellect»
Чтобы лучше разобраться в современном понятии множества,
стоит попытаться более скрупулезно поразмышлять о том,
каковы же основные ресурсы защиты от опасностей мира.
Я предлагаю выделить эти ресурсы с помощью одного ари-
стотелевского лингвистического (или же, точнее,
связанного
с искусством риторики) понятия: «общие места»,
topoi koinoi.
Когда мы сегодня говорим об «общих местах», то имеем в
виду уже не имеющие никакого смысла стереотипные устой-
чивые словосочетания, или же банальности, стертые метафо-
ры (например, «золотые уста утра»), замусоленные языковые
условности. Однако вовсе не это
было первоначальным смыс-
лом выражения «общие места». Для Аристотеля
topoi koinoi –
это логическая и лингвистическая форма огромного значения,
или, можно даже сказать, скелет любой нашей речи, то, что
делает возможным и упорядочивает любое специфическое
выражение, любой оборот речи
8
. Эти «места»
являются об-
щими, потому что никто (ни изысканный оратор, ни пьяный, в
напряжении коверкающий слова, ни торговец или политик) не
может без них обойтись. Аристотель указывает на три «общих
места»: отношения между более и менее, противопоставле-
ние противоположностей и категория взаимности («если я ее
брат, она моя сестра»).
Эти категории,
как и любой скелет, не проявляются в чистом
виде. Они – сюжет «жизни разума», но только
невидимый. Что
же тогда можно увидеть в нашей речи? Это «частные места»,
8
См.: Аристотель. Риторика. М: Лабиринт, 2000. Кн. I. Ч. 2. В новом русском пе-
ре воде «общие» и «частные» места переводятся как «общие» и «специальные,
осо бые» «топосы».
Do'stlaringiz bilan baham: