Microsoft Word Захарова Полный текст диссертации docx

Эпштейн М.Н.
Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX-XX веков. С. 186. 
697
Там же. С. 187. 
698
Там же.
699
Там же.
700
Там же. С. 188. 
701
Там же. С. 194. 

---

235 
и проецирует его на “наличное”»
702
; «если для аналитика текст представляет 
собой точку прибытия, то для интерпретатора – точку отправления»
703
. 
Из рассуждений о методологических вопросах Эпштейн делает выводы 
обобщающего характера: «Критическая практика, сводящая на нет роль автора, 
подкрепляется на Западе многочисленными теориями, среди которых – 
структурализм, психоанализ, а также разного рода концепции социальной 
“сверхдетерминации”». Это приводит к тому, что «продукт труда художника 
перестает быть его духовной собственностью <…>»
704
; «трагедия 
самоотчуждения, испытываемая писателем в обществе, где он сам начинает 
казаться себе игралищем неведомых сил, придающих посторонний смысл его 
творениям, не дает права критику претендовать на роль этих сил и разыгрывать 
фарс самовозвышения; отказ писателя от себя не должен истолковываться 
критиком в свою пользу»
705
. Эстетическая глухота, заключает автор, есть 
неизбежное следствие такого дистанцированного подхода к искусству.
Опасность видится Эпштейну в том, что обозначенная критическая 
ситуация неизбежно влечет за собой возникновение схожих процессов и в самой 
литературе: «на Западе идет интенсивный процесс рождения критики из самой 
литературы. Критикой становится литература, которая, по словам П. Валери, 
имеет своим объектом литературу»
706
. Появляется новая тенденция: «тяготение 
литературы и критики к некоему синкретическому единству, внутри которого их 
границы становятся весьма относительными»; «литература становится чем-то 
меньшим, чем литература, а критика – чем-то большим, чем критика»
707
. 
Персонализм русской литературы 
Основным объектом внимания со стороны Эпштейна в большинстве 
текстов становится личность писателя или персонажа (Фауст и Петр, Князь 
702
Эпштейн М.Н.
Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX-XX веков. С. 188. 
703
Там же. С. 190. 
704
Там же. С. 192. 
705
Там же. С. 193. 
706
Там же. С. 198. 
707
Там же. С. 201. 

---

236 
Мышкин и Акакий Башмачкин и т.д.). Личностный подход, то есть 
сосредоточение внимания на вымышленной или в действительности 
существовавшей фигуре, позволяет автору рассматривать круг теоретических 
проблем сквозь призму прагматических категорий. Такой подход в немалой 
степени способствует имплицитному воздействию на читателя. Кроме того, 
данное семантическое поле обнаруживает тесную связь с такими явлениями, как: 
проблема фикциональности, мифологизации, «критический персонаж». Нельзя 
не отметить, что каждая из вошедших в сборник статей концентрируется на 
персоналии, реально существовавшей биографической или вымышленной 
литературной. Объяснение такого подхода можно найти в написанном самим 
критиком, который, говоря о Пушкине, выявляет тенденцию мифологизации: 
«Пушкинская легенда укоренена в нынешнем сознании не менее, а пожалуй, и 
более, чем какая-либо другая»; «Совпадение реального автора и вымышленного 
героя в одном лице возможно только в лирике, поэтому лирическая личность 
мифологична, принадлежит одновременно и миру действительности, и миру 
воображения»
708
. Поэты «творят не только стихи, но и самих себя как некое 
целостное, мифо-синкретическое единство»
709
. Стремление в данном случае 
поместить в центр критического сюжета именно личность писателя вызвано тем, 
что «Пушкин – первый, кто стихами своими, а главное, судьбой своей 
предопределил эту часть русской поэзии: быть любящей – и гонимой, 
благословляющей и проклинаемой»
710
.
Можно говорить о том, что критик заинтересован в биографической судьбе 
автора в той же степени, что и в аспектах творческой лаборатории. Так, о поэте 
Блоке сказано больше, чем о его поэзии в статье «Манящая бездна»: «Судьба 
поэта – совокупность его жизненной и творческой ипостасей, единство которых 
и образует легенду»
711
. Ранее подчеркивалось, что развитие литературы, русской 
708