40
паоло
вирно
грамматика
множества
первый
день
формы страха и защиты
ческого тела», к суверенной власти. Единое становится ко-
нечным результатом этого центростремительного движения.
Мно жество, наоборот, результат центробежности: от Едино-
го – к
Многим. Но что является Единым, стартовав с которого
многие дифференцируются и остаются таковыми? Им, безус-
ловно, не может быть Государство, это должна быть совер-
шенно другая форма единства / универсальности.
Именно те-
перь мы можем вернуться к пункту, с которого начинали.
Единство, которое находится за спиной множества, создано
«общими местами» разума, общими лингвистическо-позна-
вательными способностями нашего вида, с помощью
General
Intellect. Речь здесь идет о единстве
/
универсальности явно
другого рода, чем государственное. Нужно подчеркнуть, что
лингвистическо-познавательные
способности вида выходят
на первый план не потому, что кто-то решает, что они долж-
ны там оказаться, но это случается по необходимости или,
точнее, потому что они представляют собой форму защиты в
обществе, в котором отсутствуют традиционные сообщества
(или «частные места»).
Единое множества не является Единым народа. Множество
не
совпадает с некой volont
é générale по одной простой при-
чине: оно уже обладает
General Intellect. Общественный ин-
теллект, который в эпоху постфордизма выступает как чисто
производительный ресурс, может, однако, создать иное «ос-
новополагающее начало», он в состоянии затемнить
него-
сударственную публичную сферу.
Многие в качестве
многих
используют публичность интеллекта как свою базу или «пье-
дестал», в хорошем и плохом смысле.
Безусловно, существует огромная
разница между современ-
ным множеством и множеством, изучаемым политическими
философами XVII века. На заре современности
многие совпа-
41
дали с гражданами городских республик, предварявших рож-
дение больших национальных государств. Эти
многие пользо-
вались «правом сопротивления»,
jus resistentiae. Это право
не означало,
банально говоря, просто самозащиту, но было
чем-то более сложным и тонким. «Право сопротивления» со-
стоит в поддержании уважения к прерогативам индивида,
какого-либо локального сообщества или корпорации перед
лицом централизованной власти и должно оберегать
уже
укрепившиеся, выделившиеся формы жизни и
уже укоренив-
шиеся традиции. Таким образом, речь идет о защите чего-то
позитивного, о
консервативном насилии (в хорошем,
благо-
родном смысле слова). Может быть,
jus resistentiae, или право
защищать нечто уже существующее, достойно продолжения и
является тем, что сближает
multitudo XVII века с постфордист-
ским множеством. Также и в случае последнего речь идет не
о «взятии власти», создании нового Государства,
новой моно-
полии на политические решения, а о защите множественно-
го опыта, форм непредставительной демократии, негосудар-
ственных обычаев и нравов. Что касается остального, трудно
не увидеть разницы между двумя
множествами: сегодняшнее
множество основывается на
допущении Единого, которое не
менее, но намного более универсально, чем Государство:
общественный интеллект, язык, «общие места» (при желании
можно упомянуть Интернет). Кроме того, современное мно-
жество несет в себе историю капитализма, которая связана
двойным узлом с превратностями судьбы рабочего класса.
Нужно быть осторожными с демонами аналогий и кругово-
ротом между древним и ультрасовременным.
Необходимо
рельефно обозначить исторически первичные линии совре-
менного множества и не считать его ни в коем случае пере-
изданием чего-то, что уже было. Приведу один пример. Для
Do'stlaringiz bilan baham: