Некрономикон

en
masse
перенеслись в расу из будущего, лучшим образом приспособленную
под их обиталище, — в те конусовидные существа, что населяли нашу
Землю миллион лет назад.
Так произошла Раса Великих, мириады же умов, отправленных в
прошлое, брошены были на погибель среди ужасов невиданных личин.
Когда-нибудь Раса опять встанет перед угрозой смерти, однако снова
продлит себе жизнь переселением в будущее лучших своих умов, в чужую
плоть, которой предстоит более долгое физическое существование.
Такова была подоплека и взаимосвязь предания и бреда помраченного
разума. Приведя к упорядоченности результаты своих исследований,
примерно в 1920 году, я почувствовал легкое ослабление того напряжения,
которое на их начальном этапе лишь усиливалось. Так не было ли, вопреки
слепой игре эмоций, мое состояние легкообъяснимым? Простой случай мог
навести меня на занятие оккультизмом во время амнезии, а потом я стал
читать заповедные предания и общаться с членами древних и злочестивых
культов. Это, очевидно, и дало фактуру сновидениям и расстройствам,
начавшимся после восстановления памяти.
Что же касается маргиналий, сделанных пригрезившимися во сне
иероглифами, авторство которых библиотекари приписывали мне, то я мог
попросту почерпнуть поверхностные сведения об этих языках во время
моего смещенного состояния; иероглифы же, без сомнения, срисовались
моей фантазией с описаний в старинных легендах и со временем вошли в
мои сны. Я было пытался удостоверить некоторые моменты, заводя
разговоры с видными принципалами тайных обществ, но так и не преуспел
в завязывании нужных контактов.

---

Временами параллелизм столь многих случаев заболевания в столь
удаленные друг от друга эпохи, как и вначале, продолжал тревожить меня,
но, с другой стороны, рассуждал я, как возбудитель фантазий, народное
предание в прошлом, в отличие от настоящего, имело всеобщий характер.
Вероятно, другие жертвы болезни, подобной моей, искони знали
сказания, в которые я был посвящен лишь в смещенном состоянии. Когда
эти другие теряли память, они отождествляли себя с обиходными
персонажами своей мифологии — сказочными захватчиками, по преданию
замещающими в человеке сознание, — и посему отправлялись на поиски
знания, которое думали взять с собой в вымышленное прошлое нелюдей.
Затем, когда к ним возвращалась память, ассоциативный процесс шел
в обратном порядке, и они считали себя недавними узниками, вместо
прежних захватчиков. Отсюда и сновидения и псевдовоспоминания,
воспроизводящие устойчивую мифологическую модель.
Несмотря на кажущуюся громоздкость этих объяснений, они в конце
концов потеснили собой все прочие — в основном по причине слабости
всех контртеорий. Да и многие выдающиеся психологи и антропологи
постепенно согласились со мной.
Чем больше я размышлял, тем более убедительный вид обретали мои
рассуждения; пока я не возвел наконец поистине крепкий бастион против
видений и ощущений, которые все еще осаждали меня. Допустим, я и
видел по ночам странные вещи. Это было всего лишь то, о чем я слышал
или читал. Допустим, у меня и были необъяснимые антипатии,
предчувствия и псевдовоспоминания. И это только отголоски мифов,
усвоенных мною в смещенном состоянии. Что бы ни привиделось мне во
сне, что бы ни примерещилось, ничто не могло иметь никакого реального
значения.
Черпая силы в этой философии, я достиг немалой уравновешенности,
даже несмотря на то, что видения — именно видения, а не отвлеченные
общие впечатления — посещали меня все чаще и тревожили своими все
большими подробностями. В 1922 году я почувствовал себя в состоянии
снова справляться с постоянной работой и нашел практическое применение
недавно обретенным знаниям, приняв пост преподавателя психологии в
университете.
Мое прежнее место на кафедре политической экономии давно было
занято достойным коллегой — да и методика преподавания экономических
дисциплин, помимо того, сильнейшим образом изменилась со времен моей
молодости. В этот период мой сын только еще приступал к своей
диссертации, принесшей ему профессорское звание, и мы много работали

---

вместе.