|
121
.
[179]
Я писал отцу 22 Августа: «Близок был я к тому, чтобы вынудить у
хивинцев согласие на принятие всех предложений наших, когда возникли
внезапно новые обстоятельства, напугавшие и сбившие с толку не только
властей, но и население хивинское, и помешавшие им допустить свободное
плавание наших судов в р. Аму. Бутаков слишком открыто и без надлежащей
предосторожности производил съемки и зондировки в реке и необдуманно
принял на пароход беглого персиянина, скрывшегося из Кунграда. На упорном
труде невольников-персиян основывается весь доход, все богатство земельных
собственников этой страны, в особенности влиятельных сановников. В стране
исключительно землевладельческой невольники эти почти единственные
земледельцы».
«Удачное бегство одного персиянина, взятого под нашу защиту, могло
послужить дурным примером для тысячи этих несчастных, которые не могут
спастись бегством из неволи лишь потому, что край этот окружен, со всех
сторон, трудно проходимыми для одинокого пешехода пустынями. Бутакову,
в виду нынешних исключительных обстоятельств, не следовало принимать
персиянина и из за одного человека, чуждой нам национальности, создавать
неожиданные затруднения посольству и компрометировать успех наших
переговоров. Но раз, что беглый, все равно какой, — вступил на русское судно,
с согласия командира, и осенен русским флотом, достоинство отечества не
дозволяет его выдать преследователям. Хивинцы обратились ко мне с
требованием выдачи персиянина я отказались окончательно согласиться на
пропуск судов, говоря, что мы таким образом увезем всех персиян от них, из
приязни к шаху. Так как я убедил уже хивинцев принять такие выгодные для
нашей торговли условия, как: 1) сбавка пошлины, чуть не в четыре раза против
того, что брали до сих
[180]
пор; 2) сравнение в торговом отношении прав
природных русских с магометанами, и 3) дозволение присылать в Хиву нашего
временного торгового агента, — то мог бы пожалуй из тщеславия заключить с
ханом дружественный акт, несравненно выгоднейший, нежели никогда не
исполнявшийся хивинцами договор, заключенный Данилевским в 1841 г.
122
.
Добросовестность и чувства долга воспрепятствовали мне шарлатанить и
заключить фиктивный дипломатический акт, не соответствующий, по моему
мнению, тому положению, которое Россия должна занять в этом крае, и тем
видам, которые ей следует иметь. Если бы я думал лишь о получении награды,
— или даже лишь о начальническом одобрении, то мог бы, конечно, заключить
здесь мое пребывание успешнее даже, нежели мой предшественник, но я
предпочел придраться к тому, что хивинцы не согласились на главное условие
— открытие судоходства по р. Аму, чтобы прекратить переговоры. Ухожу, с
чем пришел. Пусть останется у Правительства открытый и основательный
предлог для иного образа действий на будущий год. Так поступать в
отношении к Хиве, как мы доселе — невозможно, унизительно. По крайней
мере таково мое личное убеждение. В Бухаре нас ожидает, по всей
вероятности, еще меньший успех, потому что успеха и быть не может, пока мы
не будем действовать совершенно иначе, нежели по сие время: ужасна мысль,
что проходишь по пустыням 1
1/2
года даром и потеряешь драгоценнейшее
время жизни с невежественнейшими из людей, в сношениях с самым
безобразным правительством коего света. Впрочем грех сказать «даром». Бог
лучше знает действительную цену нашего земного времени, данного нам не
для человеческой суеты, а для душевного подготовления к иному образу
жизни душевной. Утешаюсь думою,
[181]
что перенесенное с непоколебимою
твердостью и с надеждою на Божью помощь не бесполезно для души
... Так как мне приходится идти теперь по пескам и у меня из 11 лошадей
три пали. то в легкий тарантас мой (единственный экипаж в нашем караване)
впрягают двух верблюдов. Удивительно красиво, но вонь нестерпимая, когда
сидишь в тарантасе».
«С берега р. Аму, перед переправою у Ханки, послал я, 2 Сентября, через
форт № 1, с двумя нарочными киргизами, официальное извещение Генерал-
губернатора о выступлении моем в Бухару и последнее письмо отцу моему из
хивинского ханства: «Пекарский, выехавший из Хивы 30 Августа, через два
месяца увидеться с вами и может вам рассказать в подробности все
случившееся с нами в течение первых 3
1/2
месяцев путешествия Чтобы
избегнуть обстоятельного объяснения со мною и необходимости дать мне
положительный и осмысленный ответ на мои неослабные настояния, хан
побоялся дать мне прощальную аудиенцию и просто удрал из столицы. Не
желая, со своей стороны, удовольствоваться таким документом, который бы
не удовлетворил русских интересов, я предпочел выехать из Хивы 31 и
отправиться в Бухару. Хивинцы, спохватившись, что могут поплатиться за
такой оборот дела, собираются отправить в Россию новое посольство,
которому
поручено
будет
обещать
окончательное
принятие
всех
Do'stlaringiz bilan baham: |
