Конфуцианство

Часть 2 Ко н ф у ц и а н с т в о (О б щ и й о ч е р к )

223

сформировался скорее как читатель, «книжник», чем как оратор, скорее как литератор, чем как философ.

Надо заметить, что то, что мы в настоящее вре­ мя называем литературой, по сути дела, порождено также конфуцианцами как единственными людьми, имеющими светское образование. Два остальных компонента сань цзяо («трех учений») — буддизм и даосизм — имеют к литературе гораздо более косвен­ ное отношение. Буддизм располагал огромной лите­ ратурой, но эта была каноническая индийская ли­ тература, влияние которой на китайскую духовную культуру в целом и на то письменное слово, которое мы называем литературой в первую очередь, было достаточно ограниченным. Буддизм, особенно через устную проповедь, породил ряд жанров, которые обычно относят к «простонародной литературе» (су вэньсюе), он влиял на мировоззрение всего китай­ ского общества, соответственно и на литературу, и выдвинул целую плеяду замечательных поэтов, ху­ дожников и каллиграфов. Но все это было явления­ ми вторичного порядка, следствиями тяготения ин­ теллектуальной конфуцианской элиты к буддизму, а не самостоятельным развитием литературы.

Несколько по-иному сложились взаимоотношения литературы с даосизмом. То, что вошло в корпус собственно даосской литературы — даосский канон, — литературой в подлинном, т. е. современном, смыс­ ле слова не является. За одним, может быть, ис­ ключением — книга «Чжуан-цзы» и примыкающие

0. 
   ней собрания философских притч. Буддизм не­ сколько оттеснил даосизм как религию всего китай­ ского общества на второй план, поэтому даосизм не так активно, как буддизм, занимался проповедниче­ ской деятельностью и простонародных жанров ли­ тературы, подобных буддийским, не породил. Но в
   

224 А. С. МАРТЫНОВ. КОНФУЦИАНСТВО

Средние века так называемый «философский дао­ сизм», то есть даосизм Лао-цзы и Чжуан-цзы, стал неотъемлемой составляющей мировоззрения твор­ ческой части конфуцианской общественности, в ре­ зультате чего он оказался фундаментом развития эстетических представлений и существенно повли­ ял на все художественное творчество, особенно на главный поэтический жанр — пейзажную поэзию. Но это, повторяем, было влияние косвенное. Глав­ ным творцом литературы в китайском обществе был все-таки конфуцианец; может быть, это был конфу­ цианец, в значительной мере утративший «чистоту* своего конфуцианского образования, конфуцианец, впитавший в себя, и в значительной мере, даосско-буддийский комплекс идей, но тем не менее это был все-таки конфуцианец, человек, получивший сугубо светское образование и живший преимущественно интересами посюстороннего мира.

Разумеется, связи конфуцианства с литературой менялись от эпохи к эпохе, менялся и сам конфу­ цианец, менялся и характер того письменного сло­ ва, с которым он преимущественно был связан. Но все эти перемены не затрагивали одного фундамен­ тального факта: связь эта носила постоянный харак­ тер и просто не могла быть разорвана, поскольку в этом случае конфуцианец перестал бы быть конфу­ цианцем и превратился бы в нечто качественно иное. Безграмотным буддистом, например, вполне можно было быть, и родоначальник китайской буд­ дийской школы чань (санскр. «дхьяна* — медита­ ция) Хуэй Нэн (638— 713) прекрасно доказал это на собственном примере. В письменном наследии конфуцианства заключалось нечто такое, что не могло быть передано и усвоено иным образом. И эта осо­ бенность, как нам представляется, восходит к са­

Ча сть 2. Ко н ф у ц и а н с т в о (О б щ и й о ч е р к)

225

мому основоположнику доктрины, который был страстным поклонником письменного слова. Однако это означает, что концепция письменного слова как одного из важнейших компонентов культуры, сфор­ мировалась задолго до Конфуция, и Конфуций, в значительной мере, предстает здесь как старательный наследник сложившейся до него культурной тради­ ции. Нам представляется, что эта концепция заслу­ живает того, чтобы сказать о ней несколько слов.

Предшествовавшая Конфуцию историческая эпоха была в культурном отношении уже достаточно раз­ вита и оставила великому духовному реформатору целый корпус текстов, охватывавших, в сущности, все важнейшие стороны жизни общества. Главное место в этом корпусе безусловно принадлежало «Кни­ ге песен», одному из наиболее надежных источни­ ков по истории доконфуцианской духовной культу­ ры китайского общества. Затем следует упомянуть ♦Шу цзин* («Книгу документов») — запись о важ­ нейших исторических событиях и свод записей ри­ туального характера. Именно к ним, как свидетель­ ствует «Лунь юй», чаще всего и обращался Конфу­ ций в беседах со своими учениками. Эти тексты и легли в основу конфуцианской образованности.

Кроме текстов предшествовавший период оста­ вил лускому мыслителю целый ряд концепций, так или иначе связанных с письменным словом — вэнь.

0. 
   здесь, на наш взгляд, первое место занимает символический образ духовного отца чжоуской им­ перии государя Вэнь-вана, наследником которого Кон­ фуций хотел быть. Но до Конфуция у Вэнь-вана был еще один наследник, если можно так выразиться, законный, официальный претендент. Только вот на что претендовали обе эти знаменитости, к сожале­ нию, понять довольно сложно. К счастью, первый
   

226 А. С. Мартынов. КОНФУЦИАНСТВО

из них, реальный создатель внутреннего устройства империи Чжоу, вошедший в историю под именем Чжоу-гуна (XI в. до н. э.?), брат императора У-вана

0. 
   сын Вэнь-вана, написав, согласно традиции, риту­ альное песнопение «Чистый храм», несколько об­ легчил нам эту задачу. Обстоятельства возникнове­ ния этого песнопения таковы. После победы над империей Инь и основания империи Чжоу Чжоу-гун заложил и построил столицу новой империи, у го­ рода Лои, в котором был сооружен храм Вэнь-вану. Чжоу-гун устроил в этом храме жертвоприношение духу Вэнь-вана с участием всех тех, кто помогал Чжоу в его вооруженной борьбе против Инь. Это жертвоприношение должно было символизировать, а по понятиям того времени, несомненно, и реально осуществить переход креативной силы Вэнь-вана к его наследникам. Ключевые строки этого песнопе­ ния как раз и фиксируют этот переход:
   

0. 
   множестве-множестве славные воины, Держат они силу дэ покойного.
   

Чжу Си, который комментировал эти строки че­ рез две тысячи лет после их написания, не сомне­ вался в том, что эпитет этой силы — вэнь — ука­ зывает исключительно на принадлежность ее Вэнь-вану. Толкование весьма спорное, поскольку в «Книге песен» еще несколько раз встречается сила дэ с та­ ким же эпитетом, но отнесение ее к Вэнь-вану в этих случаях еще более проблематично. По нашему мнению, в системе политических представлений того времени реально существовала разновидность креа­ тивной силы, которая определялась эпитетом вэнь. Поскольку в то время уже существовало в качестве филологически оформленного словосочетание вэнь-у («гражданское и военное»), которым обозначался