Конфуцианство

Часть 2. Конф уц ианство (О бщ ий 
о ч е р к
)
249
В истории конфуцианства известно несколько таких 
поворотов. Но наиболее резко противостояние двух 
подходов возобновилось при маньчжурах, как реак­
ция на излишне свободное толкование сунских фи­
лософов. Один из крупнейших мыслителей того вре­
мени Гу Янь-у (1613— 1682), стремившийся осво­
бодить классические тексты от сунских «домыслов», 
выдвинул лозунг «освобождение от учения, от прин­
ципов». К этому направлению примыкали многие 
известные конфуцианцы периодов цянь лун (1736—
1795) и цзя цин (1796— 1820), в том числе видный 
литератор Цзи Юнь (1724— 1805) и его друг, лин­
гвист и философ Дай Чжэнь (1723— 1777). Эти 
ученые выступали за то, чтобы «сокровенные слова» 
были объяснены с помощью лексико-грамматиче- 
ского подхода. Но несколько позже среди философов 
опять возник интерес к «Гунъян чжуань» и школе 
«новых письмен», который можно проследить вплоть 
до знаменитого реформатора Кан Ю-вэя (1859—
1927), мечтавшего о мирном соединении китайской 
традиции с духовной культурой Запада.
Все изложенное выше относится, так сказать, к 
реальной истории канонического слова. Но, кроме 
этого, было еще и осознание этого слова внутри тра­
диции, что в значительной мере определяло его почти 
вневременную сущность. Подобный подход объяс­
нялся тем, что Конфуций, провозглашая свое уче­
ние, не претендовал на откровение и начало, а вы­
давал свое авторство за продолжение традиции, в 
результате чего история конфуцианства, а вместе с 
ней и история конфуцианского канонического слова 
легко уходили в ретроспективу, останавливаясь лишь 
где-то у самого начала истории, у самого порога ци­
вилизации. Примером подобного подхода к канони­
ческому слову может служить предисловие к «Книге

---

250
А. С
Мартынов. 
КОНФУЦИАНСТВО
документов» («Шу цзин») с комментариями уже упо­
минавшегося ханьского потомка Конфуция Кун Ань- 
го. Там можно прочесть такие весьма интересные в 
плане обсуждаемой темы слова:
«В древности, когда император Ф у Си правил Под­
небесной, он впервые нарисовал восемь триграмм и вы­
резал на дереве знаки, чтобы заменить ими практику 
управления при помощи веревок с узелками. Так роди­
лось письменное слово».
Это заявление представляется нам чрезвычайно 
важным во многих отношениях. Во-первых, в нем 
предельно четко сформулирован один очень важный 
для нас тезис, суть которого можно свести к следую­
щему: в конфуцианской традиции первым и фунда­
ментальным значением письменного слова является 
его инструментальное значение: письменное слово, 
еще находясь на уровне знаковой системы, являлось 
инструментом управления. Ничего не изменилось и 
после того, как знаковая система превратилась в 
письменность, а письменность — в литературу. Слово, 
письменное слово, на его глубинном уровне про­
должало оставаться инструментом управления. Во- 
вторых, на этом уровне вэнь обретает свое единст­
во: и вэнь Вэнь-вана, и вэнь Конфуция, которое 
могло погибнуть в Куане, и то вэнь, которое озна­
чало освоение духовного наследия древности, и то 
вэнь, которым писатели более позднего времени 
намеревались воздействовать на нравы, и, наконец, 
то вэнь, которое подданные приписывали монархам, 
наделяя их почетными титулами, — все это обретало 
смысловое единство на самом низовом уровне, бу­
дучи интерпретировано как замена веревки с узел­
ками. В-третьих, подобное значение письменного 
слова полностью согласуется с иными системами 
духовной культуры, с ритуалом, например, или с

---

философскими построениями. Уместно вспомнить 
здесь, что все философские построения древности 
возникли как доктрины государственного управле­
ния. И надо добавить — не только возникли, но и 
продолжали в какой-то мере оставаться ими на про­
тяжении всего времени существования традицион­
ного Китая. Точно так же дело обстояло и с вэнь: 
на какие бы специальные значения оно ни рассыпа­
лось, оно всегда, в какой-то мере, продолжало со­
хранять свое базовое значение, и это базовое зна­
чение проявляло себя в определенных контекстах. 
Примеры тому найти легко. Достаточно взять неко­
торые общеисторические характеристики, касаю­
щиеся вэнь, и сразу станет ясно, что эта категория 
не может там быть понята иначе, нежели в своем 
исходном инструментальном или устроительном 
значении. Примером может служить характеристи­
ка состояния вэнь во времена династии Ци (479—
501), данная одним из крупнейших теоретиков ки­
тайского письменного слова, автором знаменитого 
трактата «Резной дракон литературной мысли» («Вэнь 
синь дяо лунь») Лю Се (465— 520).
Когда августейшая династия Ци стала править дра­
гоценной землей Поднебесной, она привела в движение 
и собрала воедино все благодатное и светлое. Импера­
тор Тай-цзу, благодаря своей совершенномудрой воинст­
венности, получил священные письмена, [подтверждавшие 
его права на трон], император Гао-цзу с помощью муд-
f
)