Ч
асть
2. К
о н ф у ц и а н с т в о
(О
б щ и й
очерк
)
231
По мере поглощения конфуцианской доктриной
новых идей, которые выводили ее проблематику из
узкого «антропологического» пространства на кос
мические просторы, та
разновидность категории вэнь,
которая шла от Вэнь-вана и осталась затем в импе
раторской идеологии, постепенно наполнялась раз
личными смыслами, связанными с космическим су
ществованием, приобретая онтологические и мис
тические оттенки. Известный ханьский философ и
исследователь классических конфуцианских текстов
Ма Жун (или Ма Юн, 79— 166) комментирует
встречающийся в характеристиках древних прави
телей эпитет
вэнь как структуру космоса, наглядно
данную при визуальном наблюдении —
цзин вэй
тянь ди (доел, «вдоль и поперек неба и земли»).
Уже упоминавшийся сунский поэт Хуан Тин-цзянь,
который был привлечен к составлению «достовер
ных записей» царствования императора Шэнь-цзуна.
так откомментировал анализируемую категорию:
«Вэнь-мысли императора
сияют как солнце и луна, / /
Божественная воинственность императора звучит
как раскаты грома*. Отмеченная Хуан Тин-цзянем
связь
вэнь со световой стихией носит постоянный
характер, что наводит нас на мысль о возможности —
применительно к этой разновидности
вэнь — тол
кования ее как особого вида «просветленности*, ко
торая была даром свыше и которая в функциональном
государственном аспекте, выступая как бы синтезом
понимания и умения, давала возможность носите
лям высшей политической власти осуществлять го
сударственное управление, не прибегая к насилию.
По
нашему убеждению, Конфуций, попав в затруд
нительное положение в Куане, говорил об этом
вэнь
применительно к себе. Да иначе и быть не могло,
поскольку именно это
вэнь было редким и уникаль-
232
А. С.
МАРТЫНОВ.
КОНФУЦИАНСТВО
ным, тогда как
вэнь в обычном конфуцианском
смысле
было достоянием тысяч и тысяч, и у Неба
не было никакого основания проявлять по его поводу
особое беспокойство.
Вернемся, однако, к обычному значению
вэнь, к
значению «письменное слово», то есть словесность
в целом, какое Конфуций хотел ему придать в кон
тексте выдвинутого им учения. Оказывается, что и
здесь не все так просто, как может показаться на
первый взгляд. Опираясь на свидетельство «Лунь
юя»,
можно сказать, что у Конфуция в этом плане
на первом месте стоит
вэнь как источник познания
идеальной древности, которую надлежит восстано
вить. Для этого значения
вэнь характерно весьма
известное восклицание Учителя в третьей главе
(даем специальный вариант перевода для уяснения
содержания
понятия вэнь):
Династия Ч ж оу исследовала ритуал двух [предше
ствовавших] династий. О , сколь совершенны ее установ
ления (вэнь)! Я следую за Чж оу! [«Лунь юй». 3— 14].
В данном высказывании
вэнь как бы вбирает в се
бя три наиболее актуальных для конфуцианцев значе
ния: первое — письменное слово как ключ к древно
сти и соединяющее с ней звено; второе — письменное
слово как непосредственное руководство к дейст
вию; и, наконец, третье — общественное установ
ление, фиксированное в письменном слове, которое
тем самым как бы приобретает законченное совер
шенство, что и нашло свое выражение в восторжен
ном тоне Конфуция.
Совершенно иной характер придает категории
вэнь высказывание Учителя в пятой главе «Лунь
юя», где, отвечая на вопрос своего ученика, чем не
кий персонаж заслужил именование
вэнь, Конфу
Ч
а с ть
2. К
о н ф у ц и а н с т в о
(О
б щ и й
о ч е р к
)
233
ций сказал, что он «был умен и любил учиться. Он
не стыдился спрашивать у нижестоящих.
Поэтому-
то ему и дали имя «Вэнь» [5— 15].
Совершенно очевидно, что в данном случае зна
чение
вэнь низведено до уровня простой образо
ванности, что в «Лунь юе» встречается неоднократ
но. Совершенно иное значение имеет высказывание
ученика Конфуция Цзы-гуна, которому в коммента
торской литературе обычно уделяется достаточно
много внимания.
Цзы-гун сказал: «От Учителя можно услышать (о
том, что говорится в древних] текстах
Do'stlaringiz bilan baham: