(сань шэнъ — доел, «три тела») оказывается равно
великим космосу, а в средневековом даосизме Лао-
цзы предшествует возникновению мира. Ничего по
добного не произошло в конфуцианской традиции,
где Конфуций как был «благородным мужем» (или)
и подданным правителя Лу, так и остался «поддан
ным» все последующие века. Но это произошло от
нюдь не в результате каких-то таинственных осо
бенностей древне- и среднекитайской ментальности,
а исключительно благодаря политической направлен
ности доктрины «совершенномудрого» (шэн) из кня
жества Лу, которая волей-неволей заставляла кон
фуцианство придерживаться в своих воззрениях пре
имущественно рационального способа объяснения
окружающего мира.
Культовая сторона, хотя и предельно слабо вы
раженная, тем не менее все-таки присутствовала в
конфуцианстве. Мало того, достойные представители
конфуцианской духовной традиции не видели ничего
дурного в том, чтобы поддерживать и эту сторону
учения совершенномудрого, о чем можно составить
достаточно полное представление по тем эпиграфи
ческим материалам, которые мы приводим в «Прило
жении». Особенно красноречивым, по нашему мне
нию, является текст для стелы у храма Хань Юю в
Чаочжоу, автором которого был знаменитый сун-
ский поэт Су Дун-по (1037— 1101). По свидетель
ству тех же конфуцианцев, культовая сторона док
Ч
асть
2. К
о н ф у ц и а н с т в о
(О
б щ и й
о ч е р к
)
141
трины была всегда и везде, — может быть, за ис
ключением мемориального комплекса Конфуция на
его родине в Цюйфу, — более чем скромной, осо
бенно если сравнить ее с великолепием и общерас
пространенностью буддийского культа. Как извест
но, буддийские храмы и монастыри превратились в
непременный элемент и чуть ли не в главное укра
шение любого китайского пейзажа. На наш взгляд,
все эти свидетельства о чрезвычайной скромности
культовой стороны конфуцианства вовсе не озна
чают, что китайская ментальность изначально име
ла некую фанатическую приверженность к атеизму
и рационализму. Совсем не так. Как показывает
конкретная история доктрины, последователи лус-
кого мудреца отнюдь не прочь были позаимствовать
у народных верований их, так сказать, «фольклор
ную» религиозность и поставить ее на службу рас
пространения конфуцианских ценностей в народе.
Можно сказать, что конфуцианство вытащило сча
стливый билет в лотерее истории, став во II веке до
н. э. официальной идеологией империи и, как резуль
тат, обязательной программой образования правящего
класса, что позволило ему оказывать наиболее силь
ное влияние на китайскую духовную культуру в це
лом. Можно, правда, сказать и наоборот: официальный
статус в известной мере сковал интеллектуальную ак
тивность сторонников этого направления. Как бы там
ни было, завоевав в ханьскую эпоху официальное при
знание, конфуцианство, несмотря на все сюрпризы ис
тории, уже никогда окончательно не утрачивало своих
официальных позиций и проделало с китайской мо
нархией весь отведенный им исторический путь,
вплоть до Синьхайской революции (1911 — 1912).
Официальное положение конфуцианства при им
ператорском дворе как бы закрепило первоначальную
142
А. С.
МАРТЫНОВ.
КОНФУЦИАНСТВО
политическую сориентированность этой доктрины,
создав в ней два достаточно самостоятельных про
блемных комплекса. Первый был посвящен пробле
мам высшей политической власти: методам и спо
собам ее приобретения, пользования ею и причинам
ее утраты, второй был полностью сосредоточен на
проблемах обучения и воспитания будущего бюро
крата, на принципах пользования властью и отказа
от нее.
Наиболее опасным был безусловно первый ком
плекс, а в нем — задача воздействия в конфуциан
ском духе на носителя высшей политической вла
сти. Воздействия эти осуществлялись, разумеется,
в чрезвычайно мягкой форме, сохраняя главную на
правленность на верность конфуцианской установке
на общее благо, на рационализм и гуманизм. Под
мягкостью формы имеется в виду прежде всего рет-
роспективность и косвенность. Примером подобной
критики может служить эпитафия, посвященная хань-
скому императору У-ди, написанная конфуцианцем-
идеалистом танского времени по имени Оуян Чжань.
Вместо того чтобы критиковать современный ему тан-
ский двор за увлечение различными даосскими техни
ками продления жизни, Оуян Чжань в весьма красоч
ном стиле оплакал идеологическую невыдержанность
знаменитого ханьского императора У-ди, отделенного
от автора почти тысячелетием:
Я полагаю, что каждая вещь имеет свой особый путь.
Государь император и даосский бессмертный, лесной ис
точник и столичный двор столь же различны между с о
бой, как и существа, покрытые чешуей, и те, что покры
ты шерстью, как вода и суша... Чудесного зверя цилиня
не поместишь в водоем, а дракон не станет жить на лу
гу. Яшмовый заяц на луне исчезает с рассветом, а золо
того ворона не увидеть ночью.
Ч
асть
2. К
о н ф у ц и а н с т в о
(О
б щ и й
о ч е р к
)
143
Государь должен в первую очередь заниматься че
ловеческими взаимоотношениями, тогда как даосский бес
смертный должен первым делом удалиться от мира. Тот.
у кого в мыслях лесной источник, может поселиться среди
вод и растений. Тот же, у кого в мыслях Поднебесная,
должен трудиться во дворце. Поэтому императоры Я о и
Шунь не держали в душе стремлений к диким местам, а
отшельники Цзы Цзинь и Сюй Ю отказались от трона.
Воистину между государем и отшельником есть разница,
лесной источник и столичный дворец совместить невоз
можно.
Е
сли
говорить о рационализме, то здесь примером
может служить сунский сановник Сунь Ши (962—
1033), бесстрашно и настойчиво объяснявший трем
императорам, при которых он служил, что Небо не
пишет и не разговаривает, что отнюдь не каждое
ненормальное явление следует считать небесным
знамением, что жертвоприношение духам, безус
ловно является одним из важнейших государственных
дел, но главной заботой императора все-таки долж
но оставаться благополучие Поднебесной и благосос
тояние народа. Скандально известное «Рассуждение
о кости Будды» Хань Юя также было продиктовано
подобными соображениями. Но главное в этом деле
заключалось в том, что конфуциански образованная
бюрократия, опираясь на авторитет доктрины, отвое
вала себе право обращаться к монарху в жанре
«увещевания» и говорить ему «прямые слова». О с о
бым видом этого увещевания была историческая
критика, которая включала и монархов.
Что же касается бюрократии, то для нее в силу
тогдашней конкретной организации получения вла
сти через экзаменационную систему конфуцианство
было синонимом образования или, как выражались
китайские авторы, «наукой» (сюе). Этой «наукой»
образованное общество, разумеется пользовалось не
144
А.
С МАРТЫНОВ.
КОНФУЦИАНСТВО
только для служебных надобностей, но и для выра
жения всех своих интеллектуальных потребностей,
которые так или иначе были связаны с общественны
ми обязанностями. Можно сказать, что между служи
лым сословием и конфуцианством сложились на
столько тесные взаимоотношения, что одно стало
определяться через другое. Желая подчеркнуть под
линность конфуцианца, говорили о его обществен
ном служении, желая оттенить благородство бюро
крата — о его конфуцианской образованности. Так,
известный реформатор сунского времени, стремив
шийся дать свой вариант конфуцианства, Ван Ань-ши
(1021 — 1086) писал: «Конфуцианским ученым ж у на
зывается тот, кто, получая службу от государя, де
лает заботы государя своими заботами», и наобо
рот — «те, кто из поколения в поколение являются
благородными мужами, изучают науку».
Конфуцианство, по всей вероятности, было самой
могучей интеллектуальной традицией, или школой,
Древнего Китая. Поэтому, естественно, после перво
начального оформления в домашней школе Конфуция
под абрикосовым деревом это учение развивалось и
обогащалось за счет непрерывного взаимодействия
не только с комплексом традиционных общественно-
политических представлений, которые уходили своими
корнями в глубокую древность, но и со школами,
оформившимися в исключительно плодотворный в
интеллектуальном отношении период китайской ис
тории — от кончины Конфуция до образования
Ханьской империи (202 г. до н. э.). Из возникших в
эту эпоху философских течений особое влияние на
конфуцианство оказала школа инь ян цзя («школа
темного и светлого начала»), оформление которой,
по всей вероятности, является заслугой философа
Цзоу Яня (ок. 305— 240 г. до н. э.). Представители
Ч
а с ть
2. К
о н ф у ц и а н с т в о
(О
б щ и й
очерк)
145
этой школы существенно дополнили первоначальное
сугубо «антропологическое» ядро конфуцианской про
блематики натурфилософскими горизонтами, которые
были перенесены ханьскими мыслителями и на исто
рическую почву. Сюда же надо отнести и «Книгу пе
ремен» («И цзин»), которая стала основой философской
традиции ко времени, непосредственно следующему
за возникновением конфуцианства. Старания мыс
лителей этого направления «разделить по родам все
сущее», установить закономерности происходящих
в мире перемен (и хуа) и тем самым оценивать лю
бую ситуацию, начиная от космических и историче
ских и кончая внутренним состоянием человека,
оказались сродни конфуцианскому процессу самосо
вершенствования и прочно вошли в состав доктри
ны совершенномудрого из княжества Лу. Нельзя не
упомянуть и о легизме (ф а цзяю), виднейшими пред
ставителями которого были такие мыслители Древ
него Китая, как Шан Ян, Шэнь Бу-хай и Хань Фэй
(IV — III вв. до н. э.), которые полагали, что главным
инструментом государственного управления может
быть только юридический закон (ф а) — монополия
сакрализованной монархии. Легистская проблемати
ка значительно облегчила взаимодействие монархии
и конфуцианства и способствовала закреплению за
ним официального статуса. Таким образом, та совокуп
ность идей, которую ханьские конфуцианские ученые
предложили новой всекитайской империи, значитель
но отличалась от того первоначального ядра, которое
оформилось в школе под абрикосовым деревом.
Опыт взаимодействия образованной по конфу
цианским канонам бюрократии и ханьской монархии
привел конфуцианцев к довольно неутешительным вы
водам, в результате чего конфуцианство надолго
покидает интеллектуальную авансцену, а бюрократия
146
А.
C. МАРТЫНОВ.
КОНФУЦИАНСТВО
обретает твердое убеждение, что если она, бюрокра
тия, хочет сохранить духовную независимость от го
сударства, то ей лучше держаться от государства на
некоторой безопасной дистанции. В подобной ин
теллектуальной атмосфере среди образованного об
щества на первый план выдвигается комплекс идей,
по традиции именуемый сюань сюе («сокровенная
наука»). В «сокровенной науке» превалирует дао
сизм и даосское неприятие общественной жизни. В
этой ситуации даосские идеи проникают и в конфу
цианскую среду. Многие конфуцианские тексты трак
туются, комментируются и понимаются в явно даос
ском духе, возникает концепция жизни как «скитания
в беспредельном» и участие в процессе трансфор
маций. Отошедший от службы чиновник начинает ос
ваивать природу как антипод социума, стимулируя тем
самым развитие пейзажной лирической поэзии, кото
рая на доброе тысячелетие опередила европейскую.
В эпоху Тан (618— 907) положение конфуциан
ства стабилизируется и ряд конфуцианцев-идеалистов
пытаются вернуть доктрине ее первоначальный вид
и прежнее монопольное положение. Но это не приво
дит к успеху. Конфуцианство, конечно, остается фун
даментом официального образования, и государство,
конечно, не может обойтись без конфуциански обра
зованных чиновников, но духовную и творческую ат
мосферу конфуцианству приходится делить с двумя
другими компонентами «триады учений» (сань цзяо) —
даосизмом и буддизмом, которые довольно сильно
влияют на монархию, а временами добиваются даже
исключительного императорского патронажа, ста
новятся господствующими религиями в китайском
обществе, проникают в официальный государствен
ный культ и чрезвычайно сильно влияют на всю
интеллектуально-художественную
жизнь
образо
ванного общества.
Ч
асть
2. К
о н ф у ц и а н с т в о
(О
б щ и й
о ч е р к
)
147
Но радикальные перемены в конфуцианстве на
ступают в следующую, сунскую эпоху (960— 1279)
и связаны они в первую очередь с именем Чжу Си
(1130— 1200), которого все единогласно считают осно
воположником нового направления — неоконфуци
анства (по европейской терминологии), или двух
новых направлений в конфуцианстве — синь сюе
(«наука о сознании») и ли сюе («наука о принципах»).
Оба направления возникли под влиянием сразу не
скольких факторов, социальных и философских.
Дело в том, что сунская бюрократия, работавшая в
гораздо более жестких условиях, чем танская, при
шла к выводу, что во имя духовной самостоятельно
сти ей следует перенести центр тяжести своих интел
лектуальных усилий с управления делами Поднебес
ной на выработку индивидуального этического ко
декса и обретение контроля над своим собственным
сознанием. С целью решения этих проблем раз
мышляющая часть конфуцианского общества обра
тилась к наследию Мэн-цзы, который в рамках кон
фуцианства был несомненным пионером в этом де
ле, и к широко распространенному в то время в
Китае буддийскому опыту перестройки индивидуаль
ного сознания. Буддизм обладал огромным опытом
и богатым арсеналом, который конфуцианцы, ожес
точенно отрицая это, и заимствовали. Особенно по
лезным и доступным для конфуцианцев оказался
китайский чань-буддизм с его идеей внезапного про
светления. Те последователи луского мудреца, ко
торые хотели сохранить равновесие между внешним
миром, общественными обязанностями и исследова
нием или даже перестройкой индивидуального созна
ния, стали приверженцами ли сюе. Поскольку наи
более блистательным представителем этого течения
был Чжу Си, то это направление получило в евро
148
А. С.
МАРТЫНОВ.
КОНФУЦИАНСТВО
пейской науке название «чжусианство». Те же, кто
считал содержание своего сознания равновеликим
внешнему миру, занимались исключительно своим
сознанием и считали такую работу вполне доста
точной. Власти, естественно, правда не сразу (Чжу
Си умер почти что официальным еретиком), в каче
стве государственной ортодоксии признали чжуси-
анство и придерживались этой линии весь отведен
ный императорскому Китаю исторический срок,
вплоть до Синьхайской революции (1911 — 1912).
Конфуцианское же общество выбрало иной ва
риант, и в последующие периоды синь сюе посте
пенно набирало силы. В эпоху Мин, несмотря на
выбор двора и ожесточенную оппозицию ортодоксов,
Do'stlaringiz bilan baham: |