Книга также выходила под названием «Сейчас самое время»

Двадцать шесть
Папа обмахивает журнальный столик, каминную полку и все четыре
подоконника метелкой из перьев. Он раздергивает шторы и зажигает обе
лампы. Как будто пытается прогнать темноту.
Рядом со мной на диване сидит мама. По ее лицу видно, что все эти
давно знакомые папины привычки ее ужасают.
– А я и забыла, – признается мама.
– Что?
– Как ты впадаешь в панику.
Он бросает на нее подозрительный взгляд:
– Это оскорбление?
Она забирает у него метелку и протягивает бокал, из которого с самого
завтрака потягивала херес, периодически доливая себе из бутылки.
– На, – говорит мама. – Тебе придется наверстать.
Похоже, она проснулась уже навеселе. И разумеется, вдвоем с папой в
его постели. Кэл потащил меня за собой через лестничную площадку
взглянуть на родителей.
– Номер семь, – пояснила я ему.
– Что?
– В моем списке. Мне хотелось объехать весь мир, но вместо этого я
решила помирить маму с папой.
Он ухмыльнулся, как будто все это моих рук дело, хотя на самом деле
они сами управились. Мы открываем чулки с подарками на полу в их
спальне, а они сонно глядят на нас. Мне кажется, будто я попала в какую-то
временную дыру.
Папа подходит к обеденному столу, перекладывает вилки и салфетки.
Он украсил стол хлопушками и снеговичками из ваты, а салфетки сложил в
виде лилий-оригами.
– Я попросил их прийти в час, – сообщает он.
Кэл вздыхает за рождественским номером «Бино».
– Зачем ты вообще их позвал? Какие-то они странные.
– Сегодня Рождество, и надо веселиться! – шикает на него мама.
– И ходить на голове, – бормочет Кэл, переворачиваясь на ковре и
мрачно глядя на нее. – Лучше бы мы были одни.
Мама толкает его носком туфли, но Кэл не улыбается. Тогда она
показывает ему метелку:

---

– Сейчас получишь!
– А ты догони!
Хохоча, Кэл вскакивает на ноги и бросается через комнату к папе.
Мама гоняется за ним, но папа преграждает ей путь и делает вид, будто
отгоняет ее приемами карате.
– Вы что-нибудь сломаете, – говорю я им, но меня никто не слушает.
Мама просовывает метелку между папиных ног и покачивает ею. Папа
отбирает ее у мамы и засовывает ей под блузку, а потом гоняется за мамой
вокруг стола.
Странно, до чего меня это раздражает. Я хотела, чтобы они снова
сошлись, но это не совсем то, что я имела в виду. Я думала, они станут
серьезнее.
Они так шумят, что мы не слышим звонок в дверь. Внезапно раздается
стук в окно.
– Ой, – восклицает мама, – гости пришли!
Она кокетливо направляется к двери. Папа подтягивает брюки.
Улыбаясь, он идет за мамой, а за ним Кэл.
Я не двигаюсь с дивана. Скрещиваю ноги. Потом выпрямляю. Беру
телепрограмму и непринужденно перелистываю страницы.
– Посмотри, кто пришел, – произносит мама и вводит в гостиную
Адама. На нем рубашка на пуговицах, а вместо джинсов – легкие брюки из
хлопка. Он причесался.
– Счастливого Рождества, – желает мне Адам.
– И тебе.
– Я принес тебе открытку.
Мама подмигивает мне:
– Ну, оставляю вас вдвоем.
Получается неловко.
Адам садится на ручку кресла напротив и наблюдает, как я раскрываю
открытку. На ней нарисован олень из мультика с увитыми остролистом
рогами. Внутри Адам написал: «Веселого праздника!» Никаких тебе
«целую».
Я ставлю открытку на столик между нами, и мы оба смотрим на нее.
Во мне что-то ноет. Глухая боль не утихает, как будто ее ничем не унять.
– Насчет того вечера… – начинаю я.
Адам сползает с ручки в кресло:
– А что?
– Тебе не кажется, что нам нужно об этом поговорить?
Он мнется, словно не может найти ответа на каверзный вопрос.

---

– Пожалуй.
– Мне показалось, что ты испугался. – Я решаюсь поднять на него
глаза. – Я права?
Но не успевает он что-то сказать, как дверь гостиной распахивается и
врывается Кэл.
– Ты подарил мне булавы! – объявляет он и изумленно застывает перед
Адамом. – Как ты угадал, что я о них мечтаю? Они классные! Смотри, у
меня почти получается.
Но булавы валятся у него из рук, разлетаясь по всей гостиной. Адам
смеется, собирает их и жонглирует сам. У него получается на удивление
хорошо: булава падает только на восемнадцатый раз.
– А с ножами так сможешь? – любопытствует Кэл. – Я видел дядьку,
который жонглировал яблоком и тремя ножами, причем он ухитрился
очистить и съесть яблоко. Ты успеешь меня научить, пока мне не
исполнилось двенадцать?
– Я тебе помогу.
До чего непринужденно они общаются, перебрасываясь булавами. Как
же им легко говорить о будущем.
В гостиную входит Адамова мама и садится рядом со мной на диван.
Мы пожимаем руки, и этот жест оставляет во мне странное чувство. У нее
маленькие сухие ладони. Она выглядит усталой, как будто только что
вернулась из долгого путешествия.
– Я Салли, – представляется она. – У нас для тебя тоже подарок.
Она протягивает мне пакет. Внутри коробка шоколадных конфет. Она
даже не завернута. Я вынимаю ее из пакета, открываю и ставлю к себе на
колени.
Кэл протягивает маме Адама булавы.
– Хотите попробовать? – предлагает он.
Поколебавшись, она все же встает.
– Я вам покажу, что делать, – обещает Кэл.
На ее место садится Адам, наклоняется ко мне и произносит:
– Я не испугался.
И улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Мне хочется прикоснуться к нему,
но нельзя – входит папа и объявляет, что все готово. В одной руке у него
бутылка хереса, в другой – разделочный нож.
Стол ломится от еды. Папа приготовил индейку, жареную картошку и
пюре, пять видов овощей, гарнир и соус. Он включил свой диск Бинга
Кросби, и мы едим под старомодные песни про колокольчики и снег.
Я думала, что взрослые будут обсуждать за столом ипотеку и прочее

---

занудство. Но мама с папой подвыпили и нежничают друг с другом, так что
неловкость исчезает.
Даже Салли не может сдержать улыбки, когда мама рассказывает о
том, как ее родители решили, будто папа слишком прост для нее, и
запретили ей с ним общаться. Она говорит о частных школах, о первых
балах, о том, как она регулярно «заимствовала» пони своей сестры и ездила
по ночам через весь город в муниципальный район на свидания к папе.
Папа смеется:
– Городок был небольшой, но я жил как раз на другом конце. К субботе
бедный пони был так измотан, что больше не выиграл ни одного
соревнования.
Мама наполняет бокал Салли. Кэл показывает фокус с ножом и
салфеткой.
Наверно, таблетки переносят Салли в параллельный мир, потому что
Кэловы манипуляции с салфеткой видны как на ладони, но она смотрит на
него с восхищением.
– А ты умеешь что-нибудь еще? – спрашивает она. Кэл польщен.
– Кучу всего. Я вам потом покажу.
Адам сидит напротив меня. Под столом моя нога касается его. Я
чувствую это каждой клеточкой тела. Я смотрю, как он ест. Когда он
отхлебывает глоток вина, я представляю, каковы на вкус его поцелуи.
«Пошли наверх, – глазами показываю я. – Прямо сейчас. Давай
улизнем».
Что нам будет? Что они могут с нами сделать? Мы разденемся и ляжем
в мою кровать.
– Хлопушки! – восклицает мама. – Мы забыли про хлопушки!
Мы крест-накрест подаем друг другу руки, образуя вокруг стола
рождественскую цепь. Когда мы тянем за хлопушки, во все стороны
разлетаются шляпы, шутки и пластмассовые игрушки.
Кэл читает вслух свою шутку:
– Как назвать Бэтмена и Робина после того, как они попали под
каток? – Никто не знает. – Блинмен и Угробин! – выкрикивает он.
Все, кроме Салли, смеются. Наверно, ей вспомнился покойный муж.
Мне досталась несмешная шутка про мужчину, который решил
приложиться к бутылке, но вместо этого приложился головой о столб. У
Адама даже не шутка, а остроумное замечание, что, если бы Вселенная
возникла сегодня, вся история человечества уложилась бы в последние
десять секунд.
– Точно, – замечает Кэл. – Люди – ничто по сравнению с Солнечной

---

системой.
– Может, мне стоит устроиться на фабрику хлопушек? – предполагает
мама. – Представляете, целый год выдумывать шутки! Правда, весело?
– А я могу вкладывать в них шутихи, – подмигивает ей папа. Они явно
перебрали.
Салли проводит по волосам:
– Давайте я прочитаю мою.
Мы шикаем друг на друга. У Салли грустные глаза.
– Заходит утка в аптеку за губной помадой и вспоминает, что забыла
дома деньги, – читает она. – Аптекарь говорит: «С вас пятьдесят девять
пенсов». «Спасибо, – отвечает утка, – намалюйте-ка мне счет на клюве».
Кэл разражается хохотом. Он падает со стула на пол и сучит ногами.
Салли польщенно читает шутку еще раз. И правда забавно. Смех, точно
рябь, щекочет желудок и подкатывает к горлу. Салли задыхается от смеха,
сама удивляется своему хохоту, и от этого начинают хихикать мама, папа и
Адам. Как же здорово. Какое облегчение. Не помню, когда я последний раз
смеялась в голос. У меня по щекам текут слезы. Адам протягивает мне
через стол салфетку:
– Возьми. – Его пальцы касаются моих.
Я вытираю глаза. Наверх, наверх. Я хочу погладить тебя. Я открываю
рот, чтобы произнести вслух: «Адам, я приготовила тебе сюрприз, но он у
меня в комнате, так что тебе придется подняться и забрать его», но тут
раздается стук в окно.
Это Зои. Она прижимается лицом к стеклу, словно Мария из
рождественской сказки. Она должна была прийти только к чаю, и не одна, а
с родителями.
Зои приносит с собой холод. Она топает ногами по ковру.
– Всем веселого Рождества, – произносит она.
Папа поднимает бокал и желает ей того же. Мама поднимается из-за
стола и обнимает Зои.
– Спасибо, – отвечает Зои и заливается слезами.
Мама приносит ей стул и носовые платки. Откуда ни возьмись
появляются два сладких пирожка с кремом, приправленным бренди.
Вообще-то Зои нельзя спиртное, но, наверно, крем не в счет.
– Я смотрела на вас в окно, – Зои шмыгает носом, – и мне показалось,
будто это сцена из рекламы. Я едва не вернулась домой.
– Зои, что случилось? – интересуется папа.
Она засовывает в рот кусок пирога с кремом, быстро жует и глотает.
– Что вам рассказать?

---

– То, что сочтешь нужным.
– У меня заложен нос, и я отвратно себя чувствую. Хотите, расскажу
об этом?
– Потому что повысился уровень хорионгонадотропина, – поясняю я. –
Это гормон, который вырабатывается во время беременности. – Все
замолкают и смотрят на меня. – Я читала в «Ридерз дайджест».
Наверно, не стоило об этом говорить. Я совсем забыла, что Адам, Кэл
и Салли даже не знают о беременности Зои. Но все молчат, да и Зои,
кажется, не против – она отправляет в рот еще кусок пирога.
– Что-нибудь случилось дома? – спрашивает папа.
Зои аккуратно подцепляет ложкой следующий кусок:
– Я все рассказала родителям.
– Ты сегодня им все рассказала? – изумленно переспрашивает папа.
Зои вытирает губы рукавом:
– Пожалуй, момент выбран неудачно.
– И что они сказали?
– Кучу разных вещей, и все ужасные. Они меня ненавидят. Похоже,
меня все ненавидят. Кроме малыша.
Кэл ухмыляется:
– У тебя будет ребенок?
– Ага.
– Наверняка мальчик.
Зои качает головой:
– Я не хочу мальчика.
– Но ты решила оставить ребенка? – осторожно интересуется папа.
Зои молчит, словно впервые об этом задумалась. Потом улыбается и
поднимает на папу изумленный взгляд; ее глаза блестят. Я никогда раньше
не видела у нее такого выражения лица.
– Да, – наконец отвечает Зои, – я так решила. Я назову ее Лорен.
Идет девятнадцатая неделя беременности. Ребенок Зои окончательно
сформировался и весит примерно двести сорок граммов. Если бы он
родился сейчас, то поместился бы у меня на ладони. Его прозрачный
животик опоясывали бы розовые венки. Заговори я с малышом, он бы меня
услышал.
– Я включила твоего ребенка в список, – сообщаю я. Наверно, не
стоило в этом признаваться. Я вовсе не собиралась это говорить. И снова на
меня все уставились.
Папа тянется ко мне через стол и гладит по руке.
– Тесса, – произносит он.

---

Терпеть это не могу. Я сбрасываю его руку.
– Я хочу там быть.
– Но еще целых пять месяцев, – говорит Зои.
– Ну и что? Это всего-навсего сто шестьдесят дней. Конечно, если ты
не хочешь, чтобы я там была, я могу подождать снаружи и зайти потом. Я
хочу первой взять малышку на руки.
Зои встает, огибает стол и обнимает меня. Она какая-то другая. Живот
у Зои упругий, и она пышет жаром.
– Тесса, – произносит моя подруга, – я так хочу, чтобы ты там была.

---