умерла. Когда она попала на небеса, ребенок ее сестры, родившийся
мертвым, оказался уже там, и она присматривала за ним,
пока они все не
воссоединились.
Зои делает вид, что не слышала, и переворачивает страницу, будто
прочитала ее.
– Со мной тоже может такое случиться.
– Едва ли.
– Твой ребенок такой крохотный, что я могу спрятать его в карман.
– Тесса, заткнись!
– Ты тогда выбирала для него одежду.
Зои откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Очертания губ
становятся мягче, словно ее выключили из розетки.
– Я тебя очень прошу, – произносит Зои, – замолчи. Если ты меня
осуждаешь, не надо было приходить.
Она права. Я поняла это прошлой ночью, мучаясь бессонницей. На
другом конце коридора капал душ и что-то – таракан? паук? – пробежало по
коврику в ванной.
Я встала с кровати и в халате спустилась в гостиную. Я
собиралась
выпить чашку шоколада и, может, посмотреть какую-нибудь ночную
передачу. Но посреди кухни я обнаружила мышь, которая попала в одну из
папиных тараканьих ловушек. К картонке не прилипла только ее задняя
нога, и, загребая ею, точно веслом, мышь пыталась сбежать. Она билась в
агонии. Я поняла,
что придется ее добить, но не могла придумать, как
сделать это безболезненно. Зарезать разделочным ножом? Ножницами?
Проткнуть затылок карандашом? В голову лезли только кошмары.
Наконец я достала из шкафчика старую коробку из-под мороженого,
наполнила водой, окунула в нее мышь и прижала деревянной ложкой.
Мышь в изумлении уставилась на меня, пытаясь вздохнуть. Один за другим
на поверхность воды поднялись три маленьких пузырька воздуха.
Я пишу Зоиному ребенку эсэмэску: ПРЯЧЬСЯ!
– Это кому?
– Никому.
Она наклоняется над столом:
– Покажи.
Я удаляю сообщение и показываю ей пустой экран.
– Ты писала Адаму?
– Нет.
Она закатывает глаза:
– Вы едва не занялись сексом в саду, а теперь ты находишь какое-то
извращенное удовольствие в том, чтобы делать вид, будто ничего не было.
– Я ему не нравлюсь.
Зои хмурится:
– Разумеется, нравишься. Просто вышла
его мама и поймала вас с
поличным. А иначе он бы с радостью тебя трахнул.
– Зои, это было четыре дня назад. Если бы я ему нравилась, он бы
позвонил.
Она пожимает плечами:
– Наверно, занят.
Минуту мы молчим. У меня под кожей выпирают кости, под глазами
фиолетовые круги, и от меня чем-то воняет. Адам, наверно, до сих пор
полощет рот.
– Любовь – это зло, – заявляет Зои. – И я – живое тому
доказательство. – Она кладет журнал на столик и бросает взгляд на часы: –
За что я, черт возьми, плачу деньги?
Я сажусь рядом с ней.
– А вдруг это шутка? – предполагаю я. – Может, они возьмут деньги,
заставят тебя поволноваться, надеясь, что ты испугаешься и уйдешь домой.
Я беру ладонь Зои в свою. Она удивляется, но руку не забирает.
В окнах
стоят тонированные стекла, и нам не видно улицы. Когда мы
пришли, пошел снег; тепло одетые люди покупали рождественские
подарки. А здесь батареи пышут жаром, и льются звуки свирели. Случись
конец света, мы ничего не узнаем.
– Когда все кончится и мы с тобой снова останемся вдвоем, то
примемся за список, – обещает Зои. – Выполним пункт шесть. Это же
слава, верно? Я на днях видела по телеку женщину в последней стадии
рака. Так вот она участвовала в троеборье. Попробуй.
– У нее рак груди.
– И что?
– Это другое.
– Бег и езда на велосипеде помогают ей сохранять бодрость духа. В
чем тут разница?
Она уже прожила дольше, чем все думали, и
прославилась.
– Терпеть не могу бег!
Зои величественно качает головой, будто я капризничаю.
– А как насчет «Большого брата»? У них раньше никогда не было
таких, как ты.
– Он начнется только летом.
– И?…
– Сама подумай!
Тут из боковой комнаты появляется медсестра и подходит к нам:
– Зои Уокер? Пойдемте со мной.
Зои тянет меня за руку:
– А можно взять с собой подругу?
– Боюсь, что нет. Будет лучше, если она подождет здесь. Сегодня
только предварительная беседа, но говорить о таких вещах при подруге
нелегко.
Медсестра говорит так убежденно, что у Зои нет сил возразить. Она
протягивает мне пальто, просит присмотреть за
ним и уходит за
медсестрой. Дверь закрывается.
Я чувствую себя бодро и уверенно. Я ощущаю, как бьется сердце. Я
полна сил. Жизнь и смерть материальны. Сейчас я здесь. Но скоро меня не
станет. Ребенок Зои жив. У него бьется сердце. Скоро его не будет. Когда
Зои, поставив подпись на документе, выйдет из той комнаты, она
изменится. Поймет то, что мне уже известно: всех нас окружает смерть.
И от этой мысли во рту металлический привкус.
