Книга II. Муад-диб

Когда отдаешь приказание, всегда нужно показывать, что доверяешь человеку, 
думал он.
Если будешь все время критиковать, люди перестанут верить в тебя.
Лифт пошел наверх. Оставшись наедине с собой за тяжелыми, бронированными дверями,
герцог Лето позволил себе облегченно вздохнуть.
Они покушались на жизнь моего сына!

---

~ ~ ~ 
На воротах аракианского космодрома была выбита надпись.
Сделанная грубо, словно неумелой рукой, она навсегда врезалась в
память Муад-Диба. Он увидел ее в ту первую ночь на Арахисе, когда по
приказу отца приехал на летное поле, чтобы впервые в жизни
участвовать в расширенном заседании штаба. Слова на воротах
взывали к тем, кто собирался покинуть Ара-кис. На мальчика, который
только что видел смерть лицом к лицу они произвели очень тяжелое
впечатление. Надпись гласила: «О ты, кто познал, как мы страдаем, не
забывай нас в своих молитвах!»
Принцесса Ирулан, «Первое знакомство с Муад-Дибом».
— Военная стратегия — это, по сути дела, всегда сознательный риск, — говорил герцог. —
Но когда речь заходит о твоей семье, то в расчет берутся и… другие факторы.
Он знал, что ему не следовало бы так явно выказывать свой гнев, но ничего не мог с собой
поделать. Развернувшись, он снова принялся шагать туда и обратно вдоль длинного стола.
Герцог и Поль были одни в большом зале заседаний, в здании, расположенном прямо на
летном поле. В огромной гулкой комнате не было никакой мебели, кроме длинного стола,
старомодных трехногих табуретов и доски, на которой висела карта. Рядом с картой стоял
солидо-проектор. Поль сидел у стола, недалеко от доски. Он только что рассказал отцу о своем
приключении с тележалом и о таинственном предателе.
Герцог остановился напротив сына и грохнул кулаком по столу:
— Хайват утверждал, что в доме нам нечего опасаться!
Поль нерешительно возразил:
— Я тоже сначала здорово разозлился. И тоже во всем обвинял Хайвата. А потом подумал,
что угроза скрывалась не в самом доме, а снаружи. Согласись, что все было ловко придумано —
просто и остроумно. Эта штука бы точно сработала, если бы не знания, которые дал мне ты и
многие другие, в том числе и Хайват.
— Ты что, его защищаешь?
— Да.
— Он стал стар. Да, стар. И ему пора…
— Тем ценнее он для нас — из-за своего опыта. Много ли ты можешь припомнить случаев,
когда Хайват ошибался?
— Скорее мне следовало бы его защищать, — ответил герцог, — а совсем не тебе.
Поль улыбнулся.
Лето подсел к сыну и положил руку ему на плечо:
— Ты очень повзрослел в последнее время, — он убрал руку. — Это меня радует, — и
герцог улыбнулся в ответ на улыбку Поля. — Хайват сам себя накажет. Он обрушит на себя
столько негодования, сколько не найдется ни у меня ни у тебя, вместе взятых.
Поль посмотрел поверх карты на черные ночные окна. Перила балкона тускло
поблескивали в свете поплавковых ламп. За окнами что-то шевельнулось. В смутных
очертаниях он различил фигуру часового в форме Атрейдсов. Поль оглянулся на белую стену
позади отца, перевел взгляд на полированную столешницу и увидел собственные руки, крепко
стиснутые в кулаки.

---

Дверь, напротив которой сидел герцог, резко распахнулась, и вошел Суфир Хайват,
выглядевший еще более сморщенным и постаревшим. Он прошел вдоль всего стола и
остановился прямо перед Лето.
— Милорд, — начал он, глядя куда-то над головой герцога, — мне только что сообщили,
под какой удар я вас подставил. Мне не остается ничего другого, как просить о своей отста…
— Перестань ломать комедию и садись, — оборвал его герцог, ткнув пальцем в табурет,
стоявший напротив Поля. — Если ты в чем и ошибся, так только в том, что