Книга II. Муад-диб

Кого я произвела на свет?
спросила она 
себя. Дочь, которая от рождения знает все, что знаю я… и даже больше: ей
открыты все знания из коридоров прежней Преподобной Матери, живущей теперь во мне.

---

Дело не только в том, что она говорит, — продолжала Хара, — но и в том, чем она
занимается: как она сидит, как смотрит на скалы, как шевелит какой-нибудь одной мышцей на
щеке или на тыльной стороне мизинца…
— Это бен-джессеритская выучка, ты ведь сама знаешь, Хара. Разве у моей дочери не
может быть наследственных качеств?
— Преподобная Мать, тебе известно, что меня ее странности не занимают. Но люди и их
разговоры! Я чувствую здесь опасность. Они говорят, будто твоя дочь — демон, что другие дети
отказываются с ней играть, что она…
— У нее очень мало общего с другими детьми, но она не демон. Она просто…
— Конечно нет!
Джессика изумилась пылкому восклицанию Хары и взглянула на Алю. Ребенок казался
полностью погруженным в свои мысли, от него исходило ощущение… ожидания. Она перевела
глаза на Хару.
— Я отношусь к тебе с почтением, как к человеку из дома моего сына, — начала Джессика
и почувствовала, как рука Али шевельнулась в ее руке. — Можешь открыто говорить со мной
обо всем, что тебя беспокоит.
— Я недолго еще буду оставаться в доме твоего сына. До сих пор я ждала ради моих
сыновей, ради особой выучки, которую они получают как дети Узула. Сама я могла бы им дать
слишком мало с того времени, как стало известно, что я не делю ложе с твоим сыном.
И снова Аля пошевелилась, тепло и сонно.
— Ну и что с того, ты могла бы стать для моего сына хорошей спутницей, — сказала
Джессика и добавила про себя, потому что подобные мысли неотвязно преследовали и ее саму:
Спутницей… но не женой. 
И затем ее мысли скользнули к главному, самому больному месту: к
разговорам, которые велись в сиче про ее сына и про то, что его связь с Чейни сделалась
постоянной — иначе говоря, браком.
Я люблю Чейни, 
думала она, но при этом напоминала себе, что, когда речь идет об особах
королевской крови, любовь должна отступить в сторону. Ибо в вопросах брака особы
королевской крови руководствуются совсем другими соображениями.
— Ты думаешь, я не знаю, какие планы ты строишь для своего сына? — спросила Хара.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты хочешь объединить все племена под 
Ним.
— Это плохо?
— Я вижу грозящие ему опасности… и одна из них — Аля.
Аля примостилась поближе к матери, открыла глаза и изучающе оглядела Хару.
— Я наблюдала за вами, когда вы бываете вместе, за тем, как вы прикасаетесь друг к другу.
Аля — почти моя плоть, потому что она сестра того, кто мне почти брат. Я наблюдала за ней и
охраняла ее с той поры, когда она была совсем крошкой, со времен той раззьи, когда мы бежали
сюда. Я на многое насмотрелась.
Джессика кивнула, чувствуя, как в сидящей рядом дочери начинает нарастать
беспокойство.
— Ты знаешь, что я имею в виду. То, что она знает обо всем еще до того, как с ней
заговорят. Какой еще ребенок в ее возрасте так понимает водную дисциплину? У какого другого
ребенка первыми словами к няньке были: «Я люблю тебя, Хара»?
Хара в упор уставилась на Алю.
— Почему, ты думаешь, я сношу все ее оскорбления? Я знаю, что они не со зла.
Аля подняла глаза на мать.
— Да, у меня есть способности к рассуждению, Преподобная Мать. Я могла бы стать

---

саяддиной. То, что я видела, я видела.
— Хара… — Джессика пожала плечами. — Не знаю, что тебе и сказать.
И она удивилась самой себе, хотя и сказала чистую правду.
Аля потянулась и расправила плечики. Джессика почувствовала, что ожидание кончилось,
что новое чувство основано на решимости и грусти.
— Мы ошиблись, — сказала Аля. — И теперь мы нуждаемся в Харе.
— Все произошло во время обряда приношения семени, — продолжала Хара, — когда ты,
Преподобная Мать, изменяла Воду Жизни, когда Аля жила внутри тебя еще нерожденная.