Они не лишены способностей,
прозвучал в его голове внутренний голос.
Но они их в себе
задавили, потому что боятся.
Наступил момент прояснения, и он увидел, что Чейни вся трепещет.
— Ты хочешь что-то сказать? — спросил он.
— Узул, — прошептала она, все еще дрожа. — Ты не умеешь возвращаться в будущее.
На Поля нахлынуло сочувствие к ней. Он прижал девушку к груди и стал гладить по голове:
— Чейни, Чейни, не бойся.
— Помоги мне, Узул, — всхлипывала она.
Пока она плакала, Поль почувствовал, что наркотик утратил свою власть над ним,
окончательно разорвав завесы, скрывавшие неясное мельтешение далекого будущего.
— Ты такой спокойный, — сказала Чейни.
Он нашел в своем сознании точку равновесия и принялся наблюдать за временем,
раскинувшимся в таинственной дали. Он маневрировал, стараясь не угодить в паутину
бесчисленных миров и событий, осторожно ступая среди них, как канатоходец по проволоке.
Он словно стоял на коромысле огромных сверхчутких весов и старался, чтобы ни одна чаша не
перевесила.
Он видел Империю, видел какого-то Харконнена по имени Фейд-Рота, который бросался на
него со смертоносным лезвием в руках; сардукаров, грабящих его родную планету и
намеревающихся громить и Аракис; Гильдию, попустительствующую им и принимающую
участие в заговоре; Бен-Джессерит, с его бесконечными схемами человеческой селекции. Все
это громоздилось на его горизонте грозовой тучей, которую ничто не могло удержать — только
вольнаибы и их Муад-Диб: спящий покуда гигант Вольнаиб со своим неистовым крестовым
походом через всю Вселенную.
Поль ощущал себя в самом центре этой системы, на оси, вокруг которой вращалось все
мироздание. Он шел по тонкой проволоке мирной, а порой и счастливой жизни, бок о бок с
Чейни. Эта картина разворачивалась перед ним — период тихой жизни в надежно сокрытом ото
всех сиче, краткий миг между взрывами ярости и насилия.
Ни в каком другом месте нет мира!
— Узул, ты плачешь, — прошептала Чейни. — Узул, опора моя, ты отдаешь свою влагу
мертвым? Кто они?
— Они еще живы, — ответил Поль.
— Оставь их, пусть доживают свою жизнь.
Сквозь наркотический туман он понял, насколько она права, и в безумном порыве снова
прижал ее к груди, воскликнув:
— Сихья!
Чейни погладила его по щеке.
— Я больше не боюсь, Узул. Посмотри на меня. Когда ты меня так держишь, я вижу то же,
что и ты.
— И что ты видишь? — отрывисто спросил Поль.
— Я вижу, как мы дарим друг другу свою любовь в минуты затишья между бурями. Для
этого мы с тобой предназначены.
Наркотик снова взял над ним верх, и он подумал:
Сколько раз ты уже утешала и прощала
меня!
На него опять накатило сверхозарение, высвечивая яркие полотна времени и превращая
будущее в воспоминания. Он ощутил нежное сияние истинной любви, слияние и разделение их
«я», нежность и страсть.
— Ты сильная, Чейни, — пробормотал Поль. — Останься со мной.
— Навсегда, — ответила она и поцеловала его в щеку.
Do'stlaringiz bilan baham: |