Карты смысла. Архитектура верования

Я видел родительский дом – обычный одноэтажный коттедж в районе среднего класса,
в маленьком городке в Северной Альберте. Мы сидели там с кузиной Дианой в просторной
полутемной гостиной на подвальном этаже и смотрели телевизор. Кстати, в реальной жизни
Диана – удивительно красивая женщина. Внезапно диктор прервал передачу. Изображение и
звук исказились, на экране появились помехи. Диана встала, подошла к телевизору, пошеве-
лила электрический провод и вдруг забилась в конвульсиях от сильного удара током. Изо рта
у нее шла пена. Потом она словно одеревенела.
Ослепительно яркий свет пробился из узкого окна и затопил комнату. Я бросился
наверх. От дома ничего не осталось – его словно начисто срезали. Уцелевший пол служил кры-
шей нашему подвалу. Небо от горизонта до горизонта заполнили красно-оранжевые языки
пламени. Я огляделся вокруг: никаких признаков жизни – ни домов, ни деревьев, ничего. Лишь
изредка виднелись обугленные скелеты свежих развалин. Город и его окрестности были раз-
рушены до основания.
Начался страшный ливень. Небо стало свинцово-серым. Мутные потоки грязи покрыли
землю тускло-коричневой пеленой. Появилось несколько обезумевших, контуженных людей.
Они стояли в грязи, усталые и оборванные. В руках у них были помятые, без этикеток, банки
с кашей и овощными консервами. По лестнице, ведущей из подвала, шли собаки. Как они там
оказались? Худые остромордые псы, похожие то ли на борзых, то ли на мрачных Анубисов с
египетских фресок, медленно поднимались на длинных задних лапах. Они несли блюда с обуг-
ленными кусками мяса, чтобы обменять его на консервы. Я взял тарелку. В центре лежал
крупный круглый подгоревший шмат плоти на мозговой кости. Откуда он взялся?
В голове промелькнула ужасная мысль. Я бросился вниз к кузине. Псы освежевали ее
труп и предлагали мясо выжившим после катастрофы. Я проснулся. Сердце бешено колоти-
лось.
Я видел эти пронзительные апокалиптические сны в течение года, два или три раза в
неделю, иногда даже чаще. В остальном все шло своим чередом: я ходил на лекции, работал
– никаких эмоциональных потрясений вроде бы не было. И все же со мной творилось что-то
непонятное. Я словно находился в двух плоскостях реальности. В первой со мной каждый день
происходили обычные, ничем не примечательные события, которыми я делился с остальными.
Попадая во вторую плоскость, я (и только я, по крайней мере так мне казалось) видел ужасные
образы и испытывал невыносимо яркие эмоции. Тогда мне представлялось, что этот своеоб-
разный субъективный мир, который обычно называют областью фантазий, каким-то образом
существовал 
за
привычным для всех реальным миром. Но что значит 
реальный
? Чем больше
я об этом думал, тем меньше понимал. Где 
была
реальность? Что лежало в основе всего этого?
Я знал, что не смогу жить, не найдя ответов.
Мой интерес к холодной войне перерос в настоящую одержимость. Я думал о самоубий-
ственной и смертоносной подготовке к страшной битве каждую минуту, каждый день, с ран-
него утра и до поздней ночи. Как все могло зайти так далеко? 
Кто был виноват?
Мне снилось, что я бегу через парковку торгового центра, пытаясь от чего-то спастись.
Я отчаянно пробирался сквозь ряд машин; открывал одну дверь, переползал через переднее
сиденье, открывал другую, добирался до следующей, залезал внутрь. Внезапно двери захлоп-
нулись. Я оказался в пассажирском кресле. Автомобиль тронулся. «Отсюда нет выхода!» –
раздался мрачный голос. Машина без водителя насильно увозила меня в неизвестном направ-
лении.

---

Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
13
Я был крайне встревожен и подавлен. В голове появлялись смутные мысли о самоубий-
стве, но больше всего мне хотелось, чтобы все это просто закончилось. Я мечтал упасть на
диван и буквально погрузиться в него, чтобы один нос торчал на поверхности, как трубка
ныряльщика над водой. Осознание происходящего было для меня невыносимо.
Как-то раз вернувшись домой со студенческой попойки за полночь, я испытал сильное
отвращение и злость к самому себе. Я схватил холст и краски и сделал отвратительный, непри-
глядный набросок Распятия. Я изобразил свирепого и демонического Христа с коброй, обвив-
шейся вокруг его обнаженного торса. Этот рисунок встревожил меня, несмотря на убежденное
неверие, – какое вопиющее кощунство! Я понятия не имел, что он символизировал и зачем
я его нарисовал. Откуда только взялся этот образ у человека, который годами не предавался
религиозным размышлениям?
6
Я спрятал набросок под старой одеждой в шкафу, уселся на пол
по-турецки и опустил голову. Оказывается, я совершенно не понимал ни себя, ни других. Мои
представления о природе общества и личности оказались ложными. Похоже, мир сошел с ума,
а в моей голове происходило что-то странное и пугающее. Джеймс Джойс сказал: «История
– это кошмар, от которого я пытаюсь пробудиться»
7
. Для меня история в буквальном смысле
была
ночным кошмаром. Больше всего мне хотелось проснуться и прогнать дурные сны прочь.
С тех пор я пытаюсь понять способность человека –