Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
7
(и даже она вскоре смирилась с неизбежным). Другие члены церкви – моя община – давно
привыкли к учащающимся случаям дезертирства и перестали их замечать.
Потерял ли я сам душевное равновесие, совершив этот акт бунтарства? В какой-то сте-
пени да, но понять это мне удалось лишь много лет спустя. Я перестал посещать церковь, и при-
мерно в то же время у меня развилась преждевременная озабоченность масштабными поли-
тическими и социальными проблемами. Почему какие-то страны и люди богаты, счастливы и
преуспевают, а другие обречены на нищету? Почему НАТО и Советский Союз так и норовят
вцепиться друг другу в глотку? Как люди смогли стать нацистами во время Второй мировой
войны? В основе этих конкретных размышлений лежал более общий и менее осмысленный
вопрос: как на мировую арену вышло зло –
особенно зло, взращиваемое группой людей?
Я отказался от традиций, которые меня поддерживали, и примерно в то же время рас-
прощался с детством. Достигнув зрелости, я осознал глобальные проблемы бытия и больше не
мог обращаться за ответами к всеобъемлющей общественной философии. Решающие послед-
ствия этой утраты проявились лишь годы спустя. Тем временем проблема моей зарождающейся
озабоченности вопросами нравственной справедливости молниеносно разрешилась. Я начал
работать волонтером в умеренно-социалистической политической партии и принял убеждения
однопартийцев.
Мне стало казаться, что корень зла кроется в экономической несправедливости. Чтобы
избавиться от такой несправедливости, нужно заняться переустройством структуры общества.
Я тоже мог бы сыграть роль в этой замечательной революции, воплощая в жизнь свои идео-
логические убеждения. Сомнения исчезли, я ясно видел свою миссию. Оглядываясь назад, я
поражаюсь, насколько стереотипными были мои действия – точнее, реакции. Я не мог принять
постулаты религии в том виде, как я их понимал. В результате я обратился к мечтам о полити-
ческой утопии и силе личности. В последние несколько веков в ту же идеологическую ловушку
попали миллионы других людей – миллионы были пойманы и убиты.
В семнадцать лет я покинул родной город, переехал в местечко неподалеку и поступил
в небольшой колледж, собираясь получить степень бакалавра через два года обучения. Там
я активно включился в студенческую политическую жизнь (предпочтение в то время отдава-
лось взглядам более или менее левого толка) и был избран в управляющий совет колледжа.
Он состоял из политически и идеологически консервативных людей: юристов, врачей, бизне-
сменов. Все они получили хорошее (или, по крайней мере, полезное) образование, были праг-
матичны, уверены в себе, откровенны; все они не без труда достигли чего-то стоящего. Я не
мог не восхищаться этими людьми, хотя и не разделял их политических убеждений. Меня стал
смущать сам факт такого восхищения.
Как студент-политик и активный партийный работник я присутствовал на нескольких
съездах левой партии. Я стремился подражать социалистическим лидерам. У канадского
левого крыла была долгая и славная история, к нему порой примыкали исключительно грамот-
ные и неравнодушные люди. И все же я не испытывал особого уважения к многочисленным
мелким партийным деятелям, с которыми встречался на этих собраниях. Казалось, они жили,
чтобы жаловаться. Зачастую у них не было ни карьеры, ни семьи, ни законченного образова-
ния – ничего, кроме идеологии. Они были капризны, раздражительны и малы, во всех смыслах
этого слова. В результате я столкнулся с зеркальным отражением проблемы, которая не давала
мне покоя в совете колледжа: Я
не мог
восхищаться многими из тех, кто разделял мои убеж-
дения. Это еще больше усугубило мое замешательство относительно устройства бытия.
Мой сосед по комнате – проницательный циник – весьма скептически отнесся к моим
идеологическим убеждениям. Он считал, что мир не может быть полностью заключен в рамки
социалистической философии. Я и сам уже практически
пришел к тому же выводу, но не
решался в этом признаться. Однако вскоре я прочел «Дорогу на Уиган-Пирс» Джорджа Ору-
элла. Эта книга окончательно подорвала мои убеждения. Я утратил веру не только в социали-
Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
8
стическую идеологию, но и в сами идеологические позиции. В знаменитом заключительном
эссе (написанном для – и к вящему разочарованию – британского Левого книжного клуба),
Оруэлл вскрыл величайший недостаток социализма и причину его частых неудач в завоева-
нии и удержании власти (по крайней мере, в Великобритании). Оруэлл заявил, что на самом
деле социалисты не любили бедных. Они просто ненавидели богатых
3
. Как удивительно точно
подмечено! Маска социалистической идеологии прикрывала обиду и ненависть, порожденные
неудачей. Многие члены партии, с которыми я встречался, использовали идеалы социальной
справедливости, чтобы оправдать жажду личной мести.
Кто, как не богатые, образованные и уважаемые, виновны в том, что я беден, безграмотен
и презираем? Как удобно здесь ввернуть жажду мести и требования абстрактной справедли-
вости! Отчего не получить
заслуженную компенсацию от тех, кому повезло больше?
Конечно, мы с коллегами-социалистами не вынашивали планов кого-то обидеть – как
раз наоборот. Мы хотели улучшить положение дел, но начать собирались с других людей. В
этой логике мне открылись соблазн, очевидный изъян и опасность, но я также увидел, что
она характерна не только для социализма. К любому желающему сделать мир лучше, изменив
других, следовало относиться с подозрением. Соблазны такой позиции были слишком велики
– устоять невозможно.
Значит, проблема заключалась не в
Do'stlaringiz bilan baham: 
