И возрастная психология

Юнг К.Г.
ФЕНОМЕН ОДАРЕННОСТИ
1
 
(Доклад, прочитанный на съезде работников средней школы в Базеле
4 декабря 1942 г.) 
Когда я впервые приехал в Северную Америку, то к своему удивлению, заме-
тил, что на улицах, пересекавших линии подземки, не было заграждений, а на пере-
гонах не было живой изгороди. В отдаленных окрестностях колея использовалась 
даже как пешеходная дорожка. Когда я выразил удивление, то получил ответ: 
«Только идиот не знает, что по рельсам поезда движутся со скоростью от сорока до 
ста миль в час». В дальнейшем мне бросилось в глаза, что вам ничего не «запреща-
ли», а только что-то «not allowed», не разрешали, или даже учтиво просили: «Please, 
don't»
2
.
Эти и многие другие параллельные впечатления сгустились во мне до понима-
ния того, что в Америке общественная жизнь апеллирует к интеллекту и ожидает 
его, в то время как в Европе, напротив, приспособлена к глупости. Америка требует 
интеллекта и способствует ему, Европа озирается назад: поспевают ли глупцы. Ху-
же того: европейский континент предполагает злонамеренность и потому кричит 
всем повелительное и назойливое «запрещено», в то время как Америка обращается 
к доброй воле. Так или иначе, забрел я в своих мыслях в мои школьные годы, когда 
знавал некоего учителя, воплощавшего своей персоной европейскую предубежден-
ность. Двенадцатилетним школьником я отнюдь не чувствовал себя заспанным и 
глупым, но часто ужасно скучал, пока учитель бился с теми из учеников, которые 
плохо поспевали. Мне, по крайней мере, выпало счастье иметь гениального учителя 
латыни, который однажды, во время проверки домашних упражнений, послал меня 
в университетскую библиотеку за книгами, которые я с восторгом обнюхал со всех 
сторон на обратном пути, растянутом мною максимально.
Но скука была далеко не самым скверным. Однажды среди тем для сочинения, 
совсем не стимулирующих, все же попалась одна интересная. Я всерьез принялся за 
нее и отшлифовал мои предложения с величайшим старанием. В радостном ожида-
1
Юнг К.Г. Собрание сочинений. 
– 
М.: Канон, 1997. 
–
С. 152
–
165.
2
«Пожалуйста, не...» (англ.)

---

– 154 – 
нии того, что я написал лучшее или, по крайней мере, одно из лучших сочинений, я
сдал его учителю. При возвращении сочинений он имел обыкновение сначала обсу-
ждать соответственно лучшее, а затем другие – в убывающем порядке. Мое не было 
ни первым, а также ни вторым и ни третьим. Все прочие сочинения прошли после-
довательно передо мной, и, когда последний, наихудший, продукт, в конце концов, 
был обсужден, учитель надулся, предвещая беду, и изрек следующие слова: «Сочи-
нение Юнга – самое что ни на есть лучшее, но для него это была пара пустяков, и 
он сделал это играючи, легкомысленно и беспечно. Поэтому он вообще не заслужи-
вает никакой оценки». «Это неправда, я никогда не трудился над сочинением так 
много, как над этим», – перебил я учителя. «Это ложь! – закричал он, – посмотри на 
Х (на того, кто выдал наихудшее сочинение). Х приложил много усердия. Он добь-
ется от жизни своего, а у тебя это не выйдет, потому что ловкостью и шарлатанст-
вом не отделаться». Я замолчал и отныне вовсе не работал на уроках немецкого 
языка.
Этот опыт остался, конечно, далеко позади – более полувека прошло с той по-
ры, и я не сомневаюсь, что с того времени многое в школе изменилось к лучшему. 
Однако тогда этот случай побудил меня к долгим размышлениям и оставил после 
себя горькое чувство, которое, конечно, по мере увеличения жизненного опыта ус-
тупило место большей прозорливости. Я понял, что установка моего учителя, ко-
нечно же, покоилась на благородном принципе: помогать слабым и искоренять зло. 
К сожалению, однако, с такими правилами часто случается, что они возводятся в 
степень бездушных принципов, которые уже не стоят никакого дальнейшего разду-
мья. Отсюда возникает прискорбная карикатура Добра: хотя помогают слабым и 
борются со злом, но одновременно возникает опасность того, что талант останется 
без внимания, как будто само по себе из-ряда-вон-выхождение уже что-то будто со-
мнительное и непристойное. Посредственность недоверчива и предпочитает с по-
дозрением относиться к тому, чего не может ухватить своим интеллектом. «Il est 
trop intelligent»
1
основание, достаточное для самого страшного подозрения! Бурже в 
одном из своих романов описывает восхитительную сцену в приемной министра; 
эта сцена прямо-таки парадигматична: томящаяся в ожидании супружеская пара - 
petits bourgeois
2
критикует одного неизвестного ей, но очень знаменитого ученого 
следующим образом: «II doit etre de la police secrete, il a l'air si mechant»
3
.
Я прошу у вас прощения, если непристойно долго задержался на биографиче-
ских деталях. Ведь эта правда без поэзии касается, в конечном счете, не единичного 
случая – она часто сбывается. Одаренный ребенок на самом деле задает школе труд-
ную задачу, которую нельзя оставить без внимания, несмотря на благой принцип – 
помогать слабоодаренным. В такой маленькой стране, как Швейцария, нельзя, что-
бы из-за одного лишь желания быть милосердными мы проглядели одаренных де-
тей, столь нам необходимых. Но, кажется, еще и сегодня в этом отношении порою 
проявляется какая-то беспечность. На днях я узнал о следующем случае: одна ин-
теллектуальная девочка из первых классов начальной школы вдруг, к удивлению 
родителей, стала плохо учиться. Вещи, которые ребенок рассказывал о школе, зву-
чали так комично, что у родителей создалось впечатление, будто с детьми поступа-
ют как с идиотами и таким образом искусственно их оболванивают. Мать осведоми-
лась у директора школы, что же там происходит, и узнала, что учительница получи-
1
«Он чересчур умен» (фр.)
2
обыватели (фр.)
3
«Он, должно быть, из секретной полиции. У него такой злобный вид» (фp.)

---

– 155 – 
ла образование для работы со слабоумными и прежде занималась с такими отста-
лыми детьми. Очевидно, она вообще не знала, что делать с нормальными детьми. К 
счастью, ребенок со временем смог перейти к нормальной учительнице, где он тут 
же вновь расцвел.
Проблема одаренного ребенка отнюдь не проста, потому что мало распознать в 
нем хорошего ученика. В известных случаях мы имеем как раз обратное. Он может 
иметь даже неблагоприятные характеристики: разбросанность, голова полна шало-
стей; он – нерадивый, халатный, невнимательный, озорной, своенравный; он может 
даже производить впечатление заспанного. Путем одного лишь внешнего наблюде-
ния бывает очень трудно отличить одаренного ребенка от умственно отсталого. 
Кроме того, нельзя упускать из виду тот факт, что одаренные дети далеко не всегда 
рано созревают, но, напротив, имеют замедленный ход развития, так что одарен-
ность в течение долгого времени остается латентной. При таких обстоятельствах 
трудно распознать даровитость. Чрезмерные благодушие и оптимизм воспитателя 
могут ощутить признаки даровитости в тех детях, которые потом оказываются ник-
чемными людьми; примерно в этом духе в одной биографии говорится: «До четыр-
надцатилетнего возраста в нем не было заметно никаких признаков гениальности; 
после этого – тоже». Зафиксировать даровитость помогает только точное исследова-
ние и наблюдение над детской индивидуальностью – как в школе, так и дома. Уже 
это позволяет установить, что является первичной наклонностью, а что – вторичной
реакцией.
У одаренных детей невнимательность, разбросанность и заспанность вызревают 
как дополнительная оборона против внешних влияний, цель которой – спокойно и 
без помех предаваться внутренним процессам фантазии. Одна лишь констатация 
того, что наличествуют живые фантазии или своеобразные интересы, конечно, еще 
совсем не доказывает особого дарования, потому что точно такое же преобладание 
фантастики и аномальных интересов свойственно ранним стадиям неврозов и пси-
хозов. Однако по качеству фантазий одаренность распознать можно. Для этого, ко-
нечно же, нужно уметь отличать умную фантазию от глупой. Направляющим мо-
ментом при таком разбирательстве является оригинальность, последовательность, 
интенсивность и утонченность фантазии, а также заложенная в ней возможность 
последующего претворения в жизнь. Важным является и вопрос о том, насколько
фантазии вторгаются во внешний слой жизни, к примеру, в форме систематическо-
го пристрастия или иных интересов. Другой важный indicium
1
это степень и каче-
ство интереса в целом.
Часто в отношении проблематичных детей происходят поразительные откры-
тия: например, они дюжинами и, кажется, без разбору проглатывают книги – и де-
лают это большей частью в запрещенное ночное время – или выказывают практиче-
ские навыки, достойные удивления. Все эти знаки может понять только тот, кто 
взял на себя труд спрашивать детей каким образом и почему, тот, кто не довольст-
вуется лишь тем, что констатирует плохую успеваемость. <…> У одаренного его 
душевная наклонность вращается в широком диапазоне противоположностей. Ведь 
дарование чрезвычайно редко характеризует все душевные области более или менее 
равномерно. Как правило, на долю той или иной области достается так мало внима-
ния, что можно даже говорить, так сказать, о ее выпадении. Прежде всего, есть 
громадные различия в степени зрелости. В сфере одаренности при одних обстоя-
1
показатель (лат.)

---

– 156 – 
тельствах господствует аномальная скороспелость, в то время как при других ду-
ховные функции лежат ниже нормального порога того же возраста. Из-за этого по-
рою складывается такой внешний образ, который вводит в заблуждение: перед на-
ми вроде бы недоразвитый и духовно отсталый ребенок, и мы никак не ожидаем от 
него сверхобычных способностей.
Однако может случиться и такое, что скороспелый интеллект ребенка не сопро-
вождается соответствующим развитием языковых возможностей выражения, по-
этому он вынужден сообщать о себе сбивчиво и вообще невразумительно. <…> 
Может случиться и так, что одаренность касается области, которая не затронута 
школой. Таковы, например, некоторые практические способности. Я сам припоми-
наю мальчиков, которые отличались в школе чудовищной глупостью, в крестьян-
ском же промысле родителей они были образцово дельными и ловкими. Пользуясь 
возможностью, я бы хотел отметить следующее: in puncto математических способ-
ностей, по крайней мере, прежде, господствовали очень неверные представления. 
Полагали, например, что способность к логическому и абстрактному мышлению 
воплощена, так сказать, в математике, а потому последняя является лучшей школой 
логического мышления. Однако математические способности, как и биологически 
ей родственные музыкальные, – это способности, не тождественные ни логике, ни 
интеллекту, но пользующиеся их услугами точно так же, как философия и наука во-
обще. Как можно быть музыкальным, не имея и следов интеллекта? С другой сто-
роны, поразительные счетные способности могут встречаться даже у имбецилов. 
Невозможно вдолбить внутреннее понимание музыки – то же самое касается и по-
нимания математики, потому что это – специфическая способность.
Трудности у одаренного ребенка существуют не только в интеллектуальной об-
ласти, но также и в моральной, т.е. в области чувств. Частое передергивание, вранье 
и прочая моральная расхлябанность у взрослых могут стать для морально одаренно-
го ребенка затруднительной проблемой. Как упускается из виду или недооценивает-
ся интеллектуальная чувствительность и скороспелость, так же происходит и с мо-
ральной и эмоциональной критической способностью у одаренного ребенка. <…>
Наряду с даровитостью ума существует даровитость сердца, которая не менее важ-
на, однако ее легко упустить из виду, потому что в таких случаях ум часто слабее, 
чем сердце. И все же такие люди часто бывают полезнее и ценнее для благополучия 
общества в целом, чем прочие дарования.
Но, так же как все дары, талантливое сердце имеет две стороны. Глубина чувст-
ва, часто достойная удивления, особенно у женщин, может так ловко приноровить-
ся к учителю, что возникает впечатление особой даровитости на почве значитель-
ных успехов. Однако, как только прекращается воздействие личности, одаренность 
также исчезает. Это, оказывается, было не более чем порывом энтузиазма, вызван-
ным к жизни зачарованностью чувством, порывом, угасшим как мимолетная 
вспышка и оставившим после себя пепел разочарования. Воспитание одаренных 
детей выдвигает значительные требования к психологической, интеллектуальной, 
моральной и артистической восприимчивости у воспитателя, вероятно, даже такие, 
что ожидать от учителя их выполнения было бы совершенно неразумным. Ведь в 
таком случае он тоже должен быть гением, чтобы правильно выявить среди учени-
ков одно гениальное дарование. 
К счастью, однако, многие дарования имеют отличительное свойство: они в 
значительной мере сами умеют о себе позаботиться; и чем более гениален одарен-
ный ребенок, тем более его творческая способность – как о том и говорит выраже-

---

– 157 – 
ние «гений» – ведет себя как личность, далеко превосходящая (в данных обстоя-
тельствах) возраст ребенка, можно даже сказать, как божественный демон, в кото-
ром не только нечего воспитывать, но от которого, напротив, ребенка надо защи-
щать. Большие дарования – это самые прекрасные и часто опасные плоды на древе 
человечества. Они висят на тончайших ветвях, которые легко обламываются. Боль-
шей частью, как уже упомянуто, развитие одаренности оказывается несоразмерным 
степени зрелости личности я целом, и зачастую складывается впечатление, будто 
творческая личность выросла за счет гуманной. Иногда даже существует несоответ-
ствие между гением и его человечностью, так что можно задаться вопросом: не 
будет ли лучше, если даровитость окажется не столь великой? Что такое, в конечном 
счете, великий ум при моральной неполноценности? Существует немало одаренных 
людей, польза от которых сведена на нет или даже обращена в свою противополож-
ность их человеческими недостатками.
Одаренность вовсе не безусловная ценность, но она ею становится лишь в том 
случае, если остальная личность идет с ней в ногу настолько, что талант может быть 
применен с пользой. Творческий потенциал, к сожалению, может с таким же успе-
хом действовать и деструктивно. Обратится он добром или злом – это решает только 
моральная личность. <…> Тесное родство даровитости с патологическим вырожде-
нием усложняет проблему воспитания таких детей. Одаренность не только (и это 
чуть ли не правило) компенсируется некоторой неполноценностью в другой облас-
ти, но порою идет рука об руку даже с патологическим дефектом. В таких случаях 
часто почти невозможно решить, что преобладает: даровитость или психопатиче-
ская конституция. На основании всех этих причин я считаю, что трудно ответить на 
вопрос, действительно ли воспитание особо одаренных детей в отдельных классах, 
что уже предлагалось, несет с собой какие-то преимущества. <…> 
…В особых классах для одаренных возникла бы опасность того, что из него ра-
зовьется односторонний продукт. В нормальных же классах он будет, напротив, 
изнывать от скуки именно на том предмете, где у него есть превосходство, а на дру-
гих ему будут напоминать о его отставании, что может производить полезный и 
морально необходимый эффект. Ведь как раз у дарования есть тот моральный не-
достаток, что оно вызывает у своего обладателя чувство превосходства и вместе с 
ним определенную инфляцию, которую следовало бы компенсировать путем соот-
ветствующего смирения. Однако одаренные дети очень часто избалованны и ожи-
дают, поэтому исключительного отношения к себе. Это-то и заметил мой тогдаш-
ний учитель, совершая свой моральный knock-out
1
, из которого я тогда, конечно 
же, не сделал желаемых выводов. С тех пор я понял, что мой учитель был инстру-
ментом судьбы. Он был первым, кто дал мне почувствовать, что дары богов имеют 
две стороны светлую и темную. Потому что опережение всегда ведет к побоям, и 
если их получают не от учителя, то потом – от судьбы, однако в большинстве слу-
чаев – от обоих.
Таланту лучше заблаговременно приучить себя к тому, что великие способно-
сти ведут к исключительности со всеми ее опасностями, в частности к повышенно-
му самосознанию. От этого могут уберечь лишь смирение и послушание, да и то не 
всегда. Поэтому мне кажется, что для воспитания одаренного ребенка лучше обу-
чать его в нормальном классе с другими детьми, а не подчеркивать его исключи-
тельность путем перевода в особый класс. В конечном счете, ведь школа – это часть 
1
нокаут (англ.)

---

– 158 – 
большого мира и как в зародыше содержит в себе все те факторы, с которыми ребе-
нок столкнется в последующей жизни и с воздействием которых он должен будет 
справиться. По крайней мере, хотя бы отчасти этому приспособлению можно и 
нужно учить уже в школе. Возможные недоразумения еще не означают катастрофы. 
Фатально действует только хроническое недоразумение или случай, когда чувстви-
тельность ребенка необычайно сильна, а поменять, если надо, учителя нет никакой 
возможности.
Смена учителя часто дает благие результаты – но лишь тогда, когда причиной 
расстройства действительно является учитель. Однако это далеко не всегда так, по-
тому что учителю приходится нередко безвинно разбирать завалы домашнего вос-
питания. Слишком часто родители воплощают те амбиции, которые они сами реа-
лизовать не смогли, в своего одаренного ребенка, которого они либо изнеживают, 
либо поощряют в нем виртуоза: иногда с ущербом для последующего развития, как 
это можно видеть на примерах некоторых вундеркиндов. Большой талант или даже 
данайский дар гения – это фактор, который определяет судьбу и возвещает о себе 
очень рано. Гениальность настоит на своем вопреки всему, потому что в ее натуре 
есть нечто безусловное, неподвластное узам. Так называемая непризнанная гени-
альность – сомнительное явление. Большей частью под этой маской выступает ник-
чемность, которая страждет какого-то утешительного самообъяснения. <…>
Гений – это rarissima avis
1
как феникс, с появлением которого нельзя не счи-
таться. Он возникает сразу и по божьей милости во всей своей силе, сознательно 
или бессознательно. Талант же – статистическая закономерность и вовсе не всегда 
обладает соответствующей динамикой. Как и гению, ему свойственно повышенное
разнообразие и индивидуальные отличия, которые воспитатель должен иметь в ви-
ду, ибо своеобразная или способная на своеобразие личность имеет величайшее
значение для общего блага народа. <…> 
Одаренный человек – это с биологической точки зрения отклонение от усред-
ненной меры; и поскольку изречение Лао-Цзы «Высокое стоит на глубоком» являет-
ся вечной истиной, то это отклонение направлено в одном индивиде одновременно и 
вверх и вниз. Отсюда возникает определенное напряжение противоположностей, 
которое в свою очередь вновь наделяет личность темпераментом и интенсивностью. 
Даже если одаренный человек относится к тихим водам, то он вместе с ними дости-
гает большей глубины (обыгрывается немецкая пословица «Stille Wasser sind tief»
2
). 
Не только отклонение от нормы, сколь благоприятным оно ни было бы, но и проти-
воречивость, предрасполагающая к внутренней конфликтности, означает для ода-
ренного риск. <…> 
Культура – это континуальность, а не прогресс, оторванный от корней. <…> 
Односторонность одаренности, как уже сказано, почти всегда находится в противо-
речии с определенной детской незрелостью прочих областей души. Однако дет-
скость – это состояние прошлого. Как тело эмбриона в своем развитии отчетливо 
воспроизводит филогенез, так и «уроки истории» заполняют детскую душу. Ребе-
нок живет в дорациональном, и, прежде всего в донаучном мире, в мире той чело-
вечности, которая была до нас. В том мире – наши корни, и из этих корней растет 
каждый ребенок. Зрелость отдаляет его от этих корней, а незрелость прикрепляет 
его к ним. Знание о первоначалах в самом общем смысле наводит мосты между
1
уникальное явление (лат.)
2
«Тихие воды глубоки».

---

– 159 – 
оставленным и потерянным миром праотцов и грядущим, пока непостижимым ми-
ром потомков.
Какими средствами нам постичь будущее, когда мы в него войдем, если мы не 
обладаем тем опытом человеческого рода, который нам оставили после себя наши 
праотцы? Без этого обладания мы останемся без корней, без перспективы и станем 
легкой добычей будущего и нового. <…> Тот, кто, не осознавая исторической связи 
порывает отношения с прошлым, подвергается опасности пасть жертвой суггестии 
и ослепления, исходящих из всех новшеств. Трагизм всех нововведений заключается 
в том, что вместе с водой всегда выплескивают и ребенка. <…> Чтобы противосто-
ять этому ужасающе грандиозному спектаклю, от нашей молодежи как никогда 
раньше требуется устойчивость – во-первых, ради незыблемости нашей отчизны, а 
во-вторых, ради европейской культуры, которая ничего не добьется, если достиже-
ния христианского прошлого сменяются своей противоположностью. Одаренный 
же – тот, кто несет светоч, и он избран к столь высокому служению самой природой.