Дневник похода тимура в индию предисловие переводчика

41
Камаладдин, брат Дулджйна, и 
его сын /
90
/, увидев последствия расправы над виновными, стали опасаться и за свою 
участь. Подобно голубям, дрожащим перед орлом, они затрепетали, и пришли в ужас 
перед царственною яростью [его величества], и знание правильного образа действий они 
выпустили из рук благомыслящего разума.
Стихи
Как жаль, что подол вечного счастья и воротник [непостыдных] надежд 
Одни хватают, а другие 
—
оставляют!
Несмотря на то что Дулджин находился в августейшем лагере [Камаладдин и сын 
Дулджйна], движимые ложной мыслью, заперли крепостные ворота и, охваченные 
ошибочными представлениями, укрепились там. Тотчас последовал высочайший приказ, 
чтобы победоносные войска приготовили осадные машины и приспособления и 
расположили бы их перед крепостью, подвели бы подкопы и ниспровергли башни. 
[97] 
Стихи
Он приказал, чтобы славные войска 
Выступили в район этой крепости, 
Сильною рукою разрушили бы ее 
И потопили, как в воде, в потоках крови.
Когда войска занялись этими мероприятиями, цель которых /
91
/ все более выяснялась, 
[защитники] крепости сообразили, что такими приготовленными орудиями при 
многочисленном войске крепость в одно мгновение будет разрушена и уничтожена. Их 
охватил такой страх, что птичка их души вылетела из горестной храмины их тела и из 
гнезда груди. В конце концов брат и сын Дулджина принесли извинения. Они вышли из 
крепости, поцеловали губами благовоспитанности прах августейшей ставки и вручили 
крепостные ключи слугам [высочайшей] ставки.
В понедельник первого числа месяца раби' ал
-
авваля 
42
Шайх Нураддин и Аллахдад 
прибыли в крепость для получения выкупа за пощаду [населения]. Но так как 
начальствующие в крепости лица проявили лицемерие и двуличие при взимании этого 
выкупа, а среди них было много гебров, заблудших людей и мятежных, то огонь
[царственного] гнева запылал особенно сильно. Последовал высочайший приказ, чтобы 
все войска вступили внутрь крепости и подожгли все здания. Население крепости, 
принадлежавшее к гебрам, само предало огню своих жен, детей и свое имущество. Люди 
же, считавшие себя /
92
/ мусульманами, отрезали головы [своим] женам и детям, как 
баранам. Оба эти народа [гебры и мусульмане], соединившись, приготовились к 
отчаянной битве. Все [осажденные], подобно могучим тиграм и слонам исполинского 
вида, подобно жестокосердным леопардам и крокодилам с железною печенью, и войска 
[Тимура], как страшное наводнение, как ужасное море, [войска], разящие, словно 
стремительный метеор, и многочисленные, как Плеяды, устремились в атаку друг на 
друга, и тотчас запылало пламя битвы, и огонь войны высоко поднялся вверх. В конце 
концов великие эмиры, военачальники, успешно овладевающие вражескими крепостями, 
и бахадуры, опытные в ниспровержении неприятеля, все вошли в крепость, 
пронизывающим холодным ветром ярости подняли пыль истребления семейств 
враждебного государству [его величества] народа и огнем битвы подняли с поверхности 
земли дым мести до высшей точки неба. Много из вышедших наружу военных было 
перебито. А в конечном итоге солнце победы и одоления взошло с востока знамен рабов 
ставки 
[98] 
убежища вселенной: десять тысяч мужчин из числа индусов дурного 
поведения, словно ветром, смешанным с пылью, были сметены в водоворот несчастья и в 

---

огонь боя. Головы гордецов были повержены в прах, и в каждом углу лились потоки 
крови. Поверхность земли от их тел казалась черной, как смола. Кинжал небытия посеял 
на их черных, как ночь, лицах желтую траву, а рука смерти посыпала на их черные тела 
шафран. Тот проступок, который они до этого совершили [перед его величеством, отказав 
ему в покорности], теперь уже дошел до их души. “Такова была казнь от господа твоего, 
когда он казнил эти города в то время, как они делали злое. [Поистине] казнь от него 
бывает болезненна, жестока!”