|
ГЛАВА III.ФОЛЬКЛОРНЫЕ МОТИВЫ В СОВРЕМЕННОМ
КАТАРСКОМ РАССКАЗЕ
3.1. Мотив притчи в рассказе «Мудрость предопределений»
Неся в своём содержании поучение в иносказательной форме, притча
является закономерным проявлением свойственного древнему человеку
образно – аналогического типа мышления, стремящегося облечь
отвлечённую мысль в образ или сравнение.
59
Религиозно – мифологическое сознание древнего, а затем и
средневекового человека видело в явлениях жизни и в каждом
литературном сюжете, помимо его буквального смысла, другой,
иносказательный смысл. В средние века практически любой рассказ получал
назидательное толкование, осмысливался как притча.
Притча не имеет чётких жанровых границ: в роли притчи могут
выступать при определённых условиях сказка и пословица, легенда и
образное сравнение. В отличие от басни, которая сразу преподносит
недвусмысленный вывод – мораль, притча имеет более свободную и
открытую форму. Она требует от читателя перенести себя в ситуацию
притчи, активно постигать её смысл, и в этом сближается с загадкой. Будучи
аргументом, в беседе или споре, притча должна быть, разгадана, то есть,
сопоставлена, сопережита и понята в результате самостоятельной
интеллектуально – нравственной работы человека.
В притче персонажи обычно безымянны, очерчены схематично,
лишены характеров: некий человек, некий царь, некая женщина, некий
крестьянин, некий отец или сын, то есть это человек вообще. Смысл притчи
не в том, какой человек в ней изображён, а в том какой этический выбор
сделан человеком.
Нельзя понять притчу вне контекста, её смысл обусловлен поводом, по
которому притча рассказана, но любимыми темами притчи обычно
являются, правда и кривда, жизнь и смерть, человек и бог.
При этом сюжетное, содержательное ядро притчи остаётся
устойчивым, меняются лишь смысловые акценты. Иногда две разные притчи
в определённом контексте могут нести один и тот же смысл.
В литературе Нового времени роль притчи заметно меняется. Сюжеты
знаменитых притч ненавязчиво вводятся в художественную ткань
литературных произведений. Столкновение исторически злободневного в
произведении с универсальным смыслом притчи рождает своеобразный
психологический эффект. Например, в романе известного русского писателя
60
Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание» евангельский рассказ об
умершем и воскресшем Лазаре проецируется автором на судьбу
Раскольникова как притча о возможности нравственного возрождения героя.
Притча может стать способом авторского обобщения, когда писатель
использует ёмкость и содержательность её формы для прямого разговора с
читателем о волнующих его нравственных и социальных проблемах.
Жанр притчи был хорошо развит в арабской литературе уже в средние
века. Основной элемент художественного повествования знаменитого
средневекового сборника «Калила и Димна»
1
составляли притчи, которые,
искусно вплетаясь в фабулу рассказа, образовывали серию связанных между
собой поучительных рассказов, каждый из которых дополнял предыдущий.
В дальнейшем, жанр притчи получил своё продолжение в
занимательных историях выдающегося представителя средневековой
арабской литературы ал-Джахиза, а позднее ал-Харири. Притчевый характер
также имели истории Шехерезады, составляющие содержание свода сказок
тысячи и одной ночи.
Начиная со второй половины ХХ века, функцию притчи обретают во
многих произведениях современной мировой литературы древние мифы,
предания, сказки, народные легенды, фольклорные образы.
Писателей ХХ века притча влечёт своей направленностью к
первоосновам человеческого существования. В рассказах происходит
своеобразное обнажение жанровых свойств притчи, её экспрессивности и
интеллектуальности.
Для тех писателей, которые стремятся строить свои произведения по
законам притчи, она становится ценна, прежде всего, тем, что позволяет
поставить героев в масштабную, общезначимую ситуацию этического
выбора, имеющего принципиальное, основополагающее значение. Притча
может говорить о силе человеческого духа, о верности человека идее
нравственного долга.
1
О «Калиле и Димне» см в следующем параграфе.
61
В 1952 году известный египетский романист Нагиб Махфуз
опубликовал роман «Дети нашего квартала», в котором он впервые в
арабской литературе «избирает форму философского романа – притчи,
строит повествование на переделке и переосмыслении библейско-
коранических легенд»
1
.
За этим романом последовали произведения других арабских авторов.
В 1980 году сириец Хайри аз-Захаби опубликовал роман «Арабские ночи», в
котором использовал композиционную структуру арабских сказок тысячи и
одной ночи. В 1985 году египтянин Хайри Шалаби опубликовал роман
«Ловкачи», в котором использовал приёмы средневековой плутовской
новеллы.
Рассказ Нуфа Абд ал-Хакима Насира «Мудрость предопределений»
построен в виде притчи. Темой рассказа является идея божеской мудрости,
непостижимой для простых смертных, необходимость смирения перед волей
Аллаха, и принятия человеком всего, что случается в его жизни, с
благодарностью, без лишних жалоб и сетований.
Следует отметить, что эта тема разработана в 18-й суре Корана
«Пещера», когда пророк Мусса встречает некоего раба Аллаха, наделённого
от Бога мудростью, и не может понять мотив его поступков, которые, на
первый взгляд, кажутся жестокими и необъяснимыми
1
.
В рассказе Нуфа Абд ал-Хакима Насира «Мудрость предопределений»
)رادقلاا ةمكح (безымянный царь, любивший покупать красивые мечи, при
очередной покупке по неосторожности сильно ранит свой палец. Через
некоторое время палец царя загнаивается, и собравшиеся на консилиум
лекари выносят вердикт о необходимости ампутации больного пальца.
После ампутации пальца гордый и привыкший всеми повелевать царь
начинает ощущать себя ущербным человеком, отличающимся от других
людей.
1
В.Н.Кирпиченко. О путях развития реализма в современной египетской прозе. // народы Азии и Африки.
1976 №5, с. 87
1
Коран. Перевод И.Ю.Крачковского. М. 1990. Сура №18. Пещера. Аяты 65 - 81. с. 247 - 249
62
ترمف
مايلأا
كلملاو
ح
يز
ن
لا
ملكي
لاو
لباقي
أدحأ
ذو
ل
ك
هنلأ
رعشي
Do'stlaringiz bilan baham: | 
