Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957

наглядность означаемо‑
го, 
проступающего сквозь означающее.
Прежде чем взяться за анализ каждого из элемен-
тов системы мифа, следует условиться о терминологии. 
Как мы теперь знаем, означающее в мифе может рас-
сматриваться с двух точек зрения — либо как итоговый 
член системы языка, либо как исходный член системы 
мифа. Поэтому для него требуется два разных назва-
ния: в плане языка, то есть как итоговый член первич-
ной системы, я буду называть означающее 
смыслом 
(«меня зовут лев», «негр салютует французскому 
флагу»), а в плане мифа — 
формой.
В отношении оз-
начаемого двусмысленность возникнуть не может — 
для него мы оставим термин 
понятие.
Наконец, третий 
элемент представляет собой соотношение двух пер-
вых — в системе естественного языка это 
знак, 
но во 
втором случае воспользоваться тем же словом уже 
нельзя без двусмысленности, поскольку в мифе (в чем 
и состоит его главная особенность) уже само означа-
ющее образовано языковыми 
знаками
. Поэтому третий 
элемент мифа я буду называть 
значением;
это слово 
здесь тем более оправданно, что миф действительно 
выполняет двойную функцию — и обозначает и вну-
шает, и дает и требует понять*
15
.
ФОРМА И ПОНЯТИЕ
Означающее в мифе предстает в двойственном 
виде, будучи одновременно смыслом и формой, с одной 
стороны полным, с другой — пустым. В качестве смыс-
ла оно уже предполагает некоторую прочитанность — 
я вижу его глазами, оно обладает чувственной реаль-
ностью (в отличие от лингвистического означающего, 
34 / 35

---

275
II
. 
М
иф сегодня 
имеющего чисто психический характер) и насыщен-
ностью; как самоименование льва, так и воинское 
приветствие негра представляют собой связные, рацио-
нально самодостаточные единства; подытоживая в 
себе ряд лингвистических знаков, смысл мифа обла-
дает собственной ценностью, он составляет часть не-
которой истории — истории льва или же негра; в 
смысле уже заложено некоторое значение, и оно впол-
не могло бы довлеть себе, если бы им не завладел миф 
и не превратил внезапно в пустую паразитарную фор-
му. Смысл 
уже
завершен, им постулируется некое 
знание, некое прошлое, некая память — целый ряд 
сопоставимых между собой фактов, идей, решений.
При превращении смысла в форму из него удаляет-
ся все случайное; он опустошается, обедняется, из него 
испаряется всякая история, остается лишь голая бук-
вальность. Читательское внимание парадоксально пе-
реключается, смысл низводится до состояния формы, 
языковой знак — до функции означающего в мифе. Если 
слова «quia ego nominor leo» поставить в рамки чисто 
языковой системы, то в ней эта фраза будет внутренне 
полной, богатой, связанной с чьей-то историей: я — ди-
кий зверь, лев, живу в такой-то стране, я возвращаюсь 
с охоты, а мне предлагают поделиться добычей с телкой, 
коровой и козой; но поскольку я сильнее всех, то под 
разными предлогами забираю все куски себе, причем 
последний довод состоит просто в том, что 
меня зовут 
лев.
Но как только та же фраза становится формой 
мифа, от всей этой длинной истории в нем почти ниче-
го не остается. Смысл заключал в себе целую систему 
ценностей — тут и история, и география, и мораль, и 
зоология, и Литература. В форме все это богатство 
устраняется; форма обеднела и должна быть наполне-
на новым значением. Нужно оттеснить на задний план 
историю льва, чтобы очистить место для грамматиче-
ского примера, нужно заключить в скобки биографию 
негра, чтобы высвободить зрительный образ, приуго-
товить его к восприятию означаемого.
Но самое главное здесь то, что форма не уничто-
жает смысл, а лишь обедняет, дистанцирует, держит в 
35 / 35

---

276
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
своей власти. Смысл вот-вот умрет, но его смерть от-
срочена: обесцениваясь, смысл сохраняет жизнь, ко-
торой отныне и будет питаться форма мифа. Для 
формы смысл — это как бы подручный запас истории, 
он богат и покорен, его можно то приближать, то 
удалять, стремительно чередуя одно и другое; форма 
постоянно нуждается в том, чтобы вновь пустить кор-
ни в смысл и напитаться его природностью; а главное, 
она нуждается в нем как в укрытии. Такая непрестан-
ная игра в прятки между смыслом и формой и являет-
ся определяющей для мифа. Форма мифа — это не 
символ; салютующий негр не является символом фран-
цузской империи, для этого в нем слишком много 
чувственной наглядности; он представляется нам как 
образ — насыщенный, непосредственно порождаемый 
и переживаемый, невинный и