Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957

«неразрывно 
связанными». Определение стре-
мится здесь отмыть определяемое от прежних обма-
нутых надежд, представить его обновленным, непо-
рочным, заслуживающим доверия. Как и цельные 
глаголы, прилагательное сообщает дискурсу значение 
будущности. Делами прошлого и настоящего занима-
212
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
7 / 35

---

ются существительные, могучие понятия, в которых 
идея не требует доказательств (Миссия, Независи-
мость, Дружба, Сотрудничество и т. д.); что же каса-
ется актов и предикатов, то они, дабы стать неопро-
вержимыми, должны укрываться за той или иной 
формой нереальности — будь то нереальность цели, 
посула или заклинания.
К сожалению, такие взбадривающие прилагатель-
ные и сами быстро изнашиваются по мере употребления, 
так что в итоге инфляция мифа вернее всего сказыва-
ется именно в том, как его подхлестывают прилагатель-
ными. Стоит прочесть такие слова, как «истинное», 
«подлинное», «неразрывное» или «единодушное», — 
и в них сразу чувствуется пустая риторика. Дело в том, 
что по сути своей эти прилагательные — их можно 
назвать эссенциальными, так как они в модальной фор-
ме разрабатывают субстанцию сопровождаемого ими 
существительного, — ничего не могут изменить: неза-
висимость только и бывает независимой, дружба — дру-
жеской, а сотрудничество — единодушным. Своим 
бессилием эти никчемные прилагательные как раз по-
казывают, что в конечном счете наш язык все-таки 
здоров*
8
. Сколько бы официальная риторика ни мас-
кировала реальность все новыми покровами, в извест-
ный момент слова начинают ей противиться, заставляя 
обнаружить, что под мифом таится альтернатива прав-
ды или лжи: независимость либо есть, либо нет, а узоры 
прилагательных, силящихся придать небытию качества 
бытия, на деле оказываются лишь признанием вины.
КРИТИКА «НИ – НИ»
В одном из первых номеров ежедневного «Экспрес-
са»*
1
можно было прочесть любопытное критическое 
кредо (без подписи) — замечательный образец рито-
рического балансирования. Идея его заключалась в 
том, что критика не должна быть «ни салонной игрой, 
ни уборкой мусора»; следует понимать так, что она не 
должна быть ни реакционной, ни коммунистической, 
ни самоцельной, ни политической.
213
I
. 
М
ифологии 
8 / 35

---

Такая механика двойного исключения в немалой 
мере связана с той страстью к арифметике, которая 
уже не раз встречалась нам выше и которую я вообще 
считал возможным определить как черту мелкобур-
жуазного сознания. Различные методы как бы взве-
шиваются, ими щедро нагружаются чаши весов, а сам 
делающий это выступает в роли невесомого, идеально-
духовного и потому 
справедливого 
арбитра
,
в роли 
коромысла весов.
Для такой бухгалтерской операции необходимы 
гири, и ими служит моральный смысл используемых 
терминов. Согласно давно известному террористиче-
скому принципу (от терроризма нелегко ускользнуть 
даже при всем желании), в названии предмета уже со-
держится его оценка, так что слово, изначально отяг-
ченное виновностью, само собой ложится дополни-
тельным весом на одну из чаш. Например, 
культуру
противопоставляют 
идеологиям.
Культура — это воз-
вышенно-благородное общее достояние, находящееся 
вне всякой социальной ангажированности: культура не 
обладает весом. Идеологии же выдуманы сторонника-
ми разных партий — ну-ка, взвесим их! В суровых глазах 
культуры они все стоят друг друга (никому и в голову 
не приходит, что ведь и сама культура в конечном счете 
тоже идеология). Можно подумать, что бывают слова 
тяжкие, порочные («идеология», «катехизис», «при-
верженец»), подлежащие унизительной процедуре 
взвешивания, а бывают легкие, чистые, нематериальные, 
от Бога наделенные благородством, сублимированные 
до полной неподвластности низменному закону чисел 
(«приключение», «страсть», «величие», «доблесть», 
«честь»), стоящие выше унылой бухгалтерии лживых 
выдумок; слова второго рода вправе читать мораль 
словам первого рода — есть слова-преступники, а есть 
слова-судьи. Разумеется, эта возвышенная мораль Тре-
тьей Силы неизбежно ведет к новой дихотомии, не 
менее упрощенной, чем та, которую как раз и имелось 
в виду изобличить во имя сложности. Возможно, в на-
шем мире действительно есть одна сторона, а есть 
другая, — но будьте уверены, что этот раскол не под-
214
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
9 / 35

---

лежит никакому Суду: для Судей и самих нет спасения, 
они сами тоже выступают за кого-то.
Собственно говоря, чтобы понять, на чьей стороне 
стоит подобная критика «ни – ни», достаточно взгля-
нуть, какие другие мифы с нею связаны. Не останав-
ливаясь подробно на мифе о вневременности («искус-
ство на все века»), заключенном во всяком обращении 
к «вечной» культуре, в доктрине «ни – ни» выделяют-
ся еще два расхожих приема буржуазной мифологии. 
Первый — это особое представление о свободе, кото-
рая мыслится как «отказ от априорных суждений». 
Между тем литературное суждение всегда опре-
деляется тем целым, которому оно принадлежит, так 
что даже само отсутствие системы — особенно когда 
оно возводится в ранг кредо — бывает связано со 
вполне определенной системой, в данном случае с 
весьма банальным вариантом буржуазной идеологии 
(или культуры, как выразился бы наш анонимный ав-
тор). Можно даже утверждать, что кто заявляет о 
своей насущной свободе, тот как раз и находится в 
самой бесспорной зависимости. Можно смело биться 
об заклад, что никто не сумеет писать беспорочно-
чистую критику, не обусловленную никакой системой: 
так и наши «нинисты» вовлечены в некоторую систему, 
хотя, возможно, и не в ту, к которой сами апеллируют. 
Невозможно судить о Литературе без некоторого 
предварительного понятия о Человеке и Истории, о 
Добре и Зле, об Обществе и т. д.; взять хотя бы словеч-
ко «Приключение», превращенное нашими бойкими 
«нинистами» в моральную похвалу и противопостав-
ленное всяким гадким системам, которые «ничем не 
могут нас удивить», — сколько в нем фатально-косной 
наследственности! Любая свобода в конечном счете 
всегда содержит в себе ту или иную уже известную 
логику — а значит, ту или иную априорность. Следо-
вательно, свобода критика не в том, чтобы избегать 
подобного риска (это невозможно!), а лишь в том, 
заявлять о нем открыто или нет.
Второй характерно буржуазный симптом рассмат-
риваемого текста — это эйфорическая апелляция к 
215
I
. 
М
ифологии 
10 / 35

---

«стилю» писателя как вечной ценности Литературы. 
На деле, однако, История ставит под вопрос все, даже 
умение «хорошо писать». Стиль как критерий оценки 
принадлежит вполне определенной эпохе, и ныне, 
когда целый ряд крупных писателей идут на штурм 
этого последнего бастиона классической мифологии, 
вступаться за «стиль» — фактически значит быть ар-
хаистом; о нет, вновь в который раз обращаться к идее 
«стиля» — это отнюдь не приключение! «Экспресс» 
был ближе к истине в одном из следующих номеров, 
публикуя справедливую реплику А. Роб-Грийе против 
магических ссылок на Стендаля («Написано прямо как 
у Стендаля!»)*
2
. Соединение стиля с гуманностью (как, 
к примеру, у Анатоля Франса), видимо, уже более не 
достаточно в качестве основы Литературы. Приходит-
ся даже опасаться, что «стиль», скомпрометированный 
столь многими ложно гуманными произведениями, в 
итоге сам сделался чем-то априорно подозрительным; 
во всяком случае, его нельзя без особой проверки за-
писывать в актив тому или иному писателю. Разумеет-
ся, это не значит, что Литература может существовать 
вне всякого формального мастерства. Но, к разочаро-
ванию наших «нинистов», все еще понимающих мир 
дихотомически и мнящих себя божественно трансцен-
дентными ему, «писать хорошо» не обязательно имеет 
своей противоположностью «писать плохо» — ныне 
таковой является, быть может, просто