Amea folklor institutu

Тлапш²⁴⁷ был богом железа и оружия, богом-кузнецом, покровителем кузнецов. «По преданию, одним из первых кузнецов был Дебеч, учеником его – знаменитый Тлепш, почитаемый всеми адыгскими племенами как бог железа и кузнечного ремесла. Тлепш являлся создателем первых кузнечных инструментов (наковальни, молотка, щипцов и т.д.). Тлепш с помощью мудрой Уорсар смастерил первый на земле серп, который облегчил труд хлебороба»²⁴⁸.
У абхазов первым кузнецом, богом кузни и железа был уже упоминавшийся Шаша²⁴⁹ // Шасшу²⁵⁰ // Шашвы²⁵¹ // Шьашǝы²⁵².
У осетин Куырдалǽгон был мифическим небесным кузнецом. Его считали изобретателем сельскохозяйственных орудий²⁵³. Курдалагон олицетворял собой не­бесного кузнеца и, как всякое божество, наделен сверхъестественной силой: он закаляет людей (Батрадз, Сослан), отчего они становятся непобедимыми, а некоторым из нартов (Челахсартаг) ставит на разбитые черепа заплаты из меди. Он один из мифических героев – центральных персонажей эпоса осетин. Рядом с ним стоит и другой небесный кузнец – Сафа. Он создатель и охранитель надочажной цепи (символ патриархальной семьи, семенного очага – самого священного в прошлом предмета у осетин); он же покровитель более тонкого ремесла: он изобретает волшебный ножичек, которым соблазняет нартскую Шатану – жену Урузмага»²⁵⁴.
Почитали кузню и кузнецов и грузины Кахетии²⁵⁵.
Возвращаясь к культу кузнечного дела у табасаранцев, отметим, что до при­нятия ислама кузня служила общественным, хозяйственным и культовым цен­тром села (квартала), у которого располагались «годекан», источник воды, хле­бопекарная печь, крупорушка, точильный круг, ориентир солнца. С принятием ислама функции центра перешли на мечеть («мист»). Формально кузня и кузнечные орудия труда как бы принадлежали всему «джамаату», но исключительным правом пользования ими обладал только кузнец. Сама кузня и орудия труда, находившиеся в ней, почитались. С ними же были связаны и определенные запреты. Например, кузнечные орудия труда было запрещено одалживать в пользование посторонним. По народным представлениям, кузня такое же священное место, как и мечеть: намаз, совершенный в кузне, приравнивался к намазу, совершенному в мечети. Особо почитаемой была наковальня («гаварзал») – «на ней все предметы куются», «к ней при молении разрешается лбом прикасаться». Прежде чем кузнец пил воду, он брызгал на наковальню – «и она хочет пить». Вода, которой омывали наковальню, считалась лекарством от женского бесплодия. По наковальне нельзя было попусту бить молотком, класть на нее какие-нибудь посторонние, не относящиеся к кузнечному делу предметы, за исключением хлеба, воды, Корана. На наковальню же клались и дары – продукты, приносимые людьми, обращавшимися за помощью к кузнецу при некоторых болезнях. Особая роль наковальне отводилась при присяге. В присутствии кузнеца, присягающий, положа руку на наковальню, клялся ею. Такая клятва у табасаранцев считалась особенно крепкой²⁵⁶.
Кузня и у абхазов окружалась сакральным пиететом. При этом она представляла собой не настоящую рабочую кузницу, а ее имитацию. Зачастую это был небольшой навес, где были собраны миниатюрные наковальня, клещи и молоточек, которые вместе называются «тремя руками» (х-напык). Именно здесь происходили моления в честь Шьашǝы²⁵⁷.
На то, что абхазские кузни служили местом присяг, очищения от обвинения и проклятия указывают С.Т. Званба²⁵⁸ и Ц.Н. Бжания²⁵⁹.
По свидетельству Е.М. Шиллинга, у абхазов все мелкие дела разбирались при помощи присяги перед наковальней²⁶⁰.
«Таким образом, – писал Г.Ф. Чурсин, – наковальня, как важнейшая принадлежность кузни, сама по себе выступает в роли святыни, которую почитают и которой клянутся»²⁶¹.
У табасаранцев кузнецы находились на особом положении²⁶² и по адату к присяге не допускались²⁶³.
«Кузнецы как жрецы и служители бога Шашвы пользовались в Абхазии уважением и большим влиянием в обществе. На них смотрели, как на особых лиц, которые могли распоряжаться жизнью и смертью человека»²⁶⁴.
Велика была роль кузнеца и в народной медицине табасаранцев. К нему обращались при некоторых женских и детских заболеваниях. Интересно отметить в этой связи, что бог кузнечного дела у черкесов – Тлепш был одновременно и богом-целителем, а кузница была местом совершения лечебных обрядов²⁶⁵. Как указывал А.Т. Шортанов, «в мифологии адыгов Тлепш не только кузнец – он и чародей, и лекарь, и философ-мудрец, и бог, именем которого клянутся»²⁶⁶.
У табасаранцев существовало убеждение, что причиной некоторых женских и детских болезней был сглаз. Для излечения больного в кузню отправляли человека с сосудом за «водой из кузни» («жаднан шид»). Так называлась вода, в которой калили железные предметы, и которая, благодаря своему химическому составу, действительно могла обладать лекарственными свойствами. Направляясь в кузню и возвращаясь из нее, нельзя было разговаривать со встречными (магия молчания) и оглядываться назад, так как в противном случае вода будто бы теряла свою целебную силу. Эту воду давали пить больному и ею омывали его тело. Подобными же свойствами, по народным представлениям, обладала и «вода из-под точильного круга» («ахлин шид»). Из-под точильного круга («ахал») брали землю, разводили ее в воде и давали пить как лекарство больному.
Вода, в которой калили железные предметы в кузне, считалась целебной и у адыгов. По данным А.Т. Шортанова, «при трудных родах вызывали кузнеца, который именем Тлепша должен был отгонять от роженицы «нечистую силу». Для этого он брал из кузни воду, в которую опускал раскаленное железо, и ею массировал живот роженицы»²⁶⁷.
У табасаранцев в случае, если тяжело заболевал ребенок, его несли в кузню, сажали на наковальню и, давая пить «воду из кузни», приговаривали: «Гаварзалси гужлир ва сагъур ишриву!» («Чтоб ты был силен и здоров как наковальня!»). Здесь же кузнец выковывал амулет зоо- или антропоморфной формы из 7 сортов металла, который пришивали к правому плечу на одежде ребенка. Иногда такой амулет в форме руки выковывали из серебра, взятого из 7 домов родственников по материнской линии²⁶⁸. Вообще, как отмечал Г.Ф. Чурсин, число 7 в культе кузни играло довольно заметную роль²⁶⁹. Из 7 же кусков железа кузнец у табасаранцев изготовлял ожерелье или браслет женщине, у которой часто умирали дети в младенчестве. У аварцев кузнец выковывал такой браслет женщине из 9 кусков железа²⁷⁰. У черкесов, если у женщины умирали дети, то заболевшего ребенка несли в кузню. Жена кузнеца окунала его в воду для закалки и давала новое имя: девочке – Чими-хан («чими» – «кузница»), мальчику – Чимнукх («сын кузнеца»)²⁷¹.
Исключительная роль кузнеца у табасаранцев подчеркивалась не только при его жизни, но и после смерти. Только на могилах кузнецов вплоть до 90-х гг. XX в. устанавливали в качестве надмогильного памятника точильный круг «ахал». Обычно для таких целей применяли использованный круг, но если такого не находили, изготовляли новый. Поражают размеры некоторых «ахалов», установленных в качестве надмогильных памятников. Так, на кладбище с. Хурсатиль находится «ахал» диаметром в 1, 5 метра, а недалеко от с. Вертиль на раннемусульманском кладбище в местности «ЧIехтIиль», под священным деревом, расположены три «ахала» диаметром от 1,2 до 1,6 м. Они зарывались в землю по отверстие в середине. На их поверхности, как правило, не высекалось никаких символов или надписей. Исключение составляет могила кузнеца в с. Кандик. Памятник, уникальный по форме и символике, представляет собой каменную плиту, состоящую как бы из двух частей. Верхняя часть памятника – круг, в центре которого имеется надпись на арабском языке и дата – 1253 г. хиджры/1839-1840 г. Кроме них изображены кузнечный молот и щипцы, наконечник рала и солярный знак. В нижней части памятника круг переходит в прямоугольник.
В советское время на лицевой стороне памятника стали высекать кириллицей фамилию и имя, даты рождения и смерти усопшего кузнеца. В качестве примера можно привести «ахалы» на могилах потомственных кузнецов отца (1867-1963 гг.) и сына (1907-1972 г.) Магомедгаевых из с. Хив, Агабекова Абдулгалима (1914-1994 гг.) из с. Атрик.
Возможно, этот обычай является отголоском прежнего обычая класть в могилу человека его орудия, оружие, утварь, украшения и т.п. в надежде, что данные предметы могут ему пригодиться на том свете²⁷².
Интересно отметить, что нечто подобное мы находим в похоронной обрядности осетин. У них родственный коллектив назывался «фыды-фырт» («отца сын»). «Каждый «фыды-фырт» имел свой склеп. У осетин существовал обычай закрывать склеп мельничным жерновом, если вымирал последний представитель мужского поколения «фыды-фырт», которому принадлежал данный склеп»²⁷³.
Этот же архаический погребальный обряд, по которому на могилу последнего представителя мужского пола семьи или рода клали мельничный жернов, описывает и Б.А. Калоев²⁷⁴.
Таким образом, можно отметить определенное сходство мифологических сюжетов, связанных с культом кузнечного дела у табасаранцев, абхазов, адыгов и других кавказцев, что свидетельствует об общности традиционной материальной и духовной культуры народов Кавказа.